В дальнейшем при оформлении различных интерьеров мебельными и декоративными тканями я с благодарностью вспоминала родителей, их мудрое творческое и эстетическое воспитание с помощью интересной игры.
С малых лет папа приучал нас видеть красоту в простом и обыденном. Кора деревьев, шлифы камней, текстура дерева — во всем он находил красоту. Поселившись в Ленинграде в довольно нелепой и неудобной квартире, но с красивым камином и окнами, выходящими на Неву, мы немало часов провели на подоконниках этих окон, любуясь переливами воды и неповторимыми закатами солнца.
Увлекая детей занимательной игрой, отец развивал в нас наблюдательность и фантазию. Помню, как летом в деревне мы рисовали с натуры всевозможные «рожи» на основе пятен от сучков на дощатом потолке избы, а также выискивали сюжеты для картин, пользуясь разными пятнышками и тенями. Для развития наблюдательности им была изобретена особая игра: прятать какую-нибудь вещь на самом видном месте и затем всем искать ее. Нашедший тихо садился на место и приобретал право прятать вещь в следующий раз, что было и почетно и интересно.
Когда мне исполнилось четыре года, папа решил попробовать заняться со мной рисованием орнаментов, которыми сам был увлечен в ту пору. Из оберточной бумаги мама сшила тетради, и занятия начались с простейших плоских орнаментов, которые папа рисовал, а я копировала. Задания постепенно усложнялись и дошли до довольно сложных многокрасочных орнаментов. По чудом сохранившимся тетрадям я установила, что занятия наши продолжались с 8 октября 1922 г. по февраль 1924 г. Когда папа увидел, что копии мои почти не уступают его оригиналам и что у меня появилось стремление к самостоятельности, он уроки прекратил, но заряд был дан мне на всю жизнь. В этом немалую роль сыграло и какое-то уважительное отношение родителей к детским занятиям. Я уже не могла отстать от увлекшего меня рисования, придумывания орнаментов и посвятила этому делу всю жизнь, став художником-текстильщиком.
В период нашей жизни в Ленинграде мы под руководством отца увлекались приготовлением аппликаций из цветной бумаги, смело берясь и за пейзажи и за фигурки людей. В этой веселой работе отец и дети творили на равных правах. Папа сам любил рисовать. Помню, как в Свердловске он сделал выставку своих работ: портретов, выполненных углем. В этот период он тренировал меня, заставлял рисовать окружности углем на вертикально помещенной газете.
В 1923—1924 гг. папа подарил мне сделанный собственноручно калейдоскоп. Эта интересная игрушка оставила во мне глубокий след. Много лет спустя, когда я уже была зрелым художником и трудилась на фабрике декоративных тканей над созданием текстильных рисунков, я поделилась с отцом своими трудностями. Слишком много времени у художников уходит не на творческую, а на техническую работу. Папа загорелся идеей разработки специальных оптических приборов в помощь художникам текстиля. Так возникла идея создания многообъективного и зеркального множителя изображений. Эта задача решалась в порядке творческого содружества работников Института кристаллографии АН СССР и Ткацко-отделочной фабрики им. Маркова. Научный сотрудник Института кристаллографии В. А. Шамбуров вместе с художниками фабрики разработал конструкции двух аппаратов, с помощью которых оптическим путем можно было размножить повторяемые элементы в орнаментах. Эти приборы затем были построены в художественной мастерской фабрики. Так, игрушка-калейдоскоп вошла в промышленность.
Когда в 1925 г. после пятилетнего пребывания в Екатеринбурге мои родители переехали в Ленинград, то, стосковавшись по искусству, начали очень энергично посещать музеи и выставки и всегда брали с собой детей. Папа интересовался не только классическим, но и современным искусством. Помню, как мы были с ним в мастерской художника Эссена и удивлялись его работам, не очень их принимая. Помню горячие споры вокруг работ художника Филонова, которые экспонировались в Русском музее.