Этот юноша (о нем я уже говорила и здесь и в другом месте) родился до меня и, прежде чем я появилась на свет, он, чистый и непорочный, стал женихом дочери Роберта, Елены. Уже тогда в письменном виде был составлен договор, хотя он и не имел силы и не выходил за пределы обещаний, ибо юноша еще не достиг совершеннолетия[132]. Этот брачный контракт был расторгнут, когда на престол вступил Никифор Вотаниат. Однако я отклонилась от предмета своего повествования, и нужно вновь вернуться к тому месту, от которого я отклонилась.
Роберт, выйдя из безвестности, стал знаменитым человеком, собрал вокруг себя большое войско, замыслил сделаться ромейским самодержцем и стал изобретать благовидные предлоги, чтобы поссориться с ромеями и начать войну против них. Существуют две версии. Согласно первой, широко распространенной и достигшей моих ушей, некий монах по имени Ректор выдал себя за императора Михаила, явился к Роберту как к свату и стал жаловаться на свои несчастья[133]. Дело в том, что Михаил, который вслед за Диогеном взял в свои руки ромейский скипетр, после недолгого правления был свергнут восставшим против него Вотаниатом, постригся в монахи и позднее облачился в епископский подир, китару, а если угодно, в эпомиду. Сделать это посоветовал ему его дядя со стороны отца[134], кесарь Иоанн, который знал легкомыслие человека, находившегося тогда у власти, и опасался, как бы с Михаилом не произошло чего-либо еще более страшного.
За Михаила и выдал себя этот упомянутый Ректор, или, как его можно назвать, наглый выдумщик всевозможных каверз[135]. Он является к своему мнимому свату Роберту и поет ему о несправедливостях, которые якобы вытерпел, о том, как его свергли с императорского престола и как он дошел до такого состояния, в каком его теперь видит Роберт. По этой причине он просил варвара о защите. Он говорил о том, что прекрасная девушка Елена — невеста его сына — осталась беззащитной и лишилась своего жениха. Он кричал, что его сын {79} Константин и императрица Мария помимо своей воли, в результате насилия перешли на сторону Вотаниата.
Этими речами возбудил он гнев варвара и сподвиг его на войну с ромеями. Такая версия достигла моих ушей, и я не нахожу ничего удивительного в том, что некоторые люди незнатного рода притворяются знатными и благородными по рождению. В то же время мне прожужжали уши, сообщая вторую, более правдоподобную версию: никакой монах не выдавал себя за императора Михаила и не сподвиг Роберта на войну с ромеями, но все это выдумал сам Роберт — человек весьма склонный к разного рода каверзам. Дело же было таким образом. Как рассказывают, этот величайший негодяй Роберт давно уже вынашивал мысль о борьбе с Ромейским государством и готовился к войне. Однако некоторые знатные мужи из его окружения и даже его жена Гаита не давали Роберту вести несправедливые войны, выступать против христиан[136] и нередко сдерживали его, уже готового совершить нападение.
И вот, изыскивая благовидный предлог для войны, Роберт делится своими тайными замыслами с несколькими мужами и посылает их в Котрону[137] с таким приказом: пусть, они найдут монаха, который бы пожелал переправиться в Рим для поклонения храму великих апостолов — покровителей города[138], человека, вид коего не выдавал бы его неблагородного происхождения, приветливо обойдутся с ним, расположат к себе и доставят Роберту. После того как они отыскали упомянутого уже Ректора, человека хитрого и непревзойденного в мерзости, они письменно сообщают Роберту, находившемуся в то время в Салерно, следующее: к тебе явился просить помощи твой свойственник Михаил, которого изгнали с престола (Роберт сам приказал им отправить такое послание). Получив в свои руки письмо, он тотчас же прочел его жене, а затем, собрав всех своих графов, показал письмо и им, чтобы они не мешали ему, имеющему в руках такой благовидный предлог, начать военные действия. Все сразу же согласились с его решением. Роберт принял Ректора и вступил с ним в союз.
Затем Роберт разыгрывает все как на сцене и изображает, будто этот монах не кто иной, как свергнутый с трона император Михаил, у него тиран Вотаниат похитил жену, сына и все прочее, а самого же Михаила в нарушение права и справедливости облачил в монашеское платье, сняв с него диадему. «А сейчас, — заявил Роберт, — он пришел к нам как проситель». {80}
Так публично ораторствовал Роберт и, ссылаясь на свое свойство с Михаилом, утверждал, что возвратит ему императорскую власть. Он ежедневно подчеркивал свое уважение к монаху — мнимому императору Михаилу: уступал ему почетное место, высокое кресло и оказывал большие почести. Роберт по-разному строил и свои речи: то горевал о том, сколько пришлось вытерпеть его дочери, то соболезновал свату по поводу обрушившихся на него несчастий, то подстрекал и побуждал к войне окружавшие его варварские полчища, на все лады обещая варварам кучи золота, которое, как он сулил, они отберут у ромеев.
132
Согласно византийскому праву, формальная помолвка с церковным освящением не
могла быть совершена до 14 (самое меньшее до 12) лет (см. Zachariae von
Lingenthal,
133
Лжемихаил объявился летом 1080 г. Некоторые западные источники называют его
императором (Lup. Protosp., s. а., 1080; Ord. Vit., III, 4; Dandolo, р. 248),
другие упоминают о нем как о самозванце (Malat., III, 13; Guil. Ар., IV, 162—
170; Rom. Salern., s. а. 1080). О новоявленном Михаиле говорится также в
письме папы Григория VII к епископам Апулии и Калабрии от 25 июня 1080 г.
(Jaffe,
134
Кесарь Иоанн Дука (о котором еще неоднократно будет идти речь), брат императора Константина X Дуки, — весьма колоритная фигура в византийской истории того времени. В государстве он играл вторую роль после императора. Состоявший с кесарем в переписке Михаил Пселл восхищался его умом, высокими чувствами и практичностью (PG, 122, col. 1181—1185). После смерти Константина Иоанн Дука становится воспитателем его детей, в том числе и будущего императора Михаила. В период правления Романа Диогена Иоанн отходит от государственных дел и даже отправляется в изгнание. Однако сразу же после низвержения Романа Диогена в 1071 г. кесарь вновь принимает самое активное участие в решении судеб империи. Благодаря стараниям Иоанна Дуки на престол возводится его воспитанник и племянник Михаил. Во время возвышения Никифорицы — фаворита слабовольного Михаила VII — кесарю приходится опять удалиться в Малую Азию. В 1073 г. вместе со своим сыном Андроником Иоанн участвует в походе против Руселя, попадает в плен, и Русель провозглашает его императором (см. прим. 32). Выкупленный из плена Михаилом, в страхе перед наказанием Иоанн принимает постриг. Однако на этом не заканчивается политическая карьера кесаря. Источники этого времени (Михаил Атталиат, Никифор Вриенний, Продолжатель Скилицы, Зонара) неоднократно упоминают его имя. Кесарь — постоянный вдохновитель всевозможных интриг и инициатор политических бра-{455}ков. Кесарь — ловкий и неутомимый интриган, его действия отличаются смелостью, решительностью и размахом. Такой образ Иоанна Дуки создает и «Алексиада». Дата смерти кесаря неизвестна, его имя исчезает со страниц наших источников после 1081 г. Причина понятна: хотя кесарь и присоединился к перевороту Комниных 1081 г., тем не менее, как свидетельствует Анна (III, 6, стр. 126 и сл.), главную роль в государстве играла старая противница Дук — Анна Далассина. Видимо, для Иоанна при дворе Алексея не нашлось места. Судя по замечанию Анны (II, 7, стр. 103), что ей приходилось немного видеть Иоанна, он умер не раньше конца 80-х годов.
Кесарю Иоанну Дуке посвящена специальная статья Б. Лейба (Leib,
135
В оригинале непереводимая игра слов: имя монаха — ‛Ραίκτωρ, и Анна называет его ρέκτης των ‛απανταχοΰ τολμηρότατος («выдумщик всевозможных каверз»). Этимологизация имен — весьма частый прием византийских писателей, в том числе и Анны.
136
Несмотря на схизму 1054 г., Анна, как и большинство других писателей второй
половины XI и XII вв., продолжает ощущать единство христианского мира перед
лицом иноверцев. Во время правления Алексея I еще предпринималась попытка
ликвидировать разделение церквей (см.: Гроссу,
Однако Анна не упускает случая отметить недостойное поведение представителей западной церкви и противопоставить им византийский клир. Так, Анна подробно, и не совсем достоверно, описывает чудовищные издевательства, которым подверг папа Григорий VII послов германского императора (см. Ал. I, 13, стр. 82), и удивляется тому, что епископы крестоносного войска своим поведением скорее напоминают воинов, нежели священнослужителей (X, 8, стр. 282) и т. д. Все эти замечания, разбросанные по страницам «Алексиады», имеют одну цель: убедить читателя в необходимости установления главенства восточной церкви. Эту мысль Анна высказывает и прямо (см. I, 13, стр. 82 и прим. 147).
137
Котрона (др. Кротон на побережье Калабрии) — один из центров греческого
монашества в Южной Италии. Роберт Гвискар, который получил во владение бывшие
византийские области Апулию, Калабрию и Сицилию, старался привлечь на свою
сторону греческое население и поэтому оказывал покровительство православному
монашеству. Папский престол старался латинизировать старые греческие монастыри,
а Ро-{456}берт организовал в Сицилии новый греческий монастырь
(см. Протасов,
138