Ссора короля и папы возникла вот из-за чего: папа обвинял короля Генриха в том, что тот жаловал церковные должности не даром, а за подношения, посвящая иногда недостойных людей в сан епископа. Такие обвинения он выдвинул. [240] Германский же король со своей стороны обвинил папу в тирании за то, что тот захватил апостольский престол без его согласия. Он обратился к папе с наглыми речами и дерзко сказал: «Если папа не покинет самовольно захваченного места, он будет оттуда с позором изгнан». Услышав такие речи, папа обратил свой гнев на послов [241] и сначала подверг их бесчеловечным пыткам, а затем остриг им волосы и сбрил бороды: волосы – ножницами, бороды – бритвой. После этих и других чудовищных злодеяний, превосходящих варварскую свирепость, папа отпустил послов.
Я бы рассказала об этой свирепости, если бы меня, женщину, члена императорской семьи, не удерживало чувство стыда. Это деяние недостойно не то что епископа, а вообще человека, носящего христианское имя. Я чувствую отвращение к замыслу этого варвара, не только к его поступку, и я осквернила бы перо и бумагу, если бы по порядку рассказывала о его деянии. Незачем доказывать его варварскую свирепость и то, что людские нравы с течением времени становятся все более дерзкими и злыми. Достаточно уже того, что я не решаюсь поведать даже о малой доле содеянного им. И это, о справедливость, сделал священник, и это сделал первосвященник, и это сделал глава всей вселенной, как его называют и каким его считают латиняне (это еще одно проявление их наглости)! Ведь когда императорская власть, синклит и все управление оттуда перешли к нам, в наш царственный город, [242] то вместе с ними перешла к нам и высшая епископская власть. [243] Императоры с самого начала предоставили эти привилегии константинопольскому престолу, а Халкидонский собор установил первенство и константинопольского епископа и подчинил ему диоцезы всего мира. [244]
Обида, нанесенная послам, была без всякого сомнения направлена против того, кто их послал; не столько потому, что папа наказал послов, сколько потому, что для надругательства над ними он сам изобрел новый способ. Этим поступком, мне кажется, он хотел проявить свое презрение к королю и разговаривал с ним как полубог с полуослом – мулом – через посредство подвергнутых издевательствам послов. Папа, совершив это [245] и отправив в таком виде послов к королю, развязал величайшую войну. А для того чтобы король, соединившись с Робертом, не стал еще более грозным противником, папа спешит предложить Роберту мир, хотя ранее и был расположен к нему отнюдь не дружелюбно.
Узнав о том, что герцог Роберт прибыл в Салерно, папа выступает из Рима и является в Беневент. Сначала они вели переговоры через послов, а затем встретились друг с другом лично. Вот как это произошло: папа выступил со своим отрядом из Беневента, Роберт с войском – из Салерно. Когда их войска оказались на достаточно близком расстоянии друг от друга, оба мужа вышли из воинских рядов, встретились, обменялись клятвами и заверениями и вернулись назад. Стороны приняли на себя такие обязательства: папа возводит Роберта в сан короля и в случае необходимости предоставляет ему союзническую помощь против ромеев; в свою очередь герцог поклялся по первому требованию помогать папе. [246] Однако данные ими обоими клятвы оказались пустыми: папа был весьма раздражен против короля и стремился к войне с ним, а герцог Роберт с вожделением смотрел на Ромейское государство и, как дикий вепрь, точил зубы и разжигал свой гнев против ромеев. Их обещания так и остались словами: не успев дать друг другу клятвы, эти варвары сразу же их и нарушили.
После этого герцог Роберт, пришпорив коня, поспешил в Салерно, а мерзкий папа (я не могу назвать его иначе, помня о бесчеловечных издевательствах, которым он подверг послов) со своей духовной благодатью и евангельским миром всеми помыслами и силами устремился к междоусобной войне. Таков этот миротворец и ученик миротворца! Он сразу же пригласил к себе саксонцев и саксонских вождей – Ландульфа и Вельфа; [247] кроме других многочисленных обещаний сулил сделать их королями всего Запада и таким образом привлек этих мужей на свою сторону. [248] С необычайной легкостью возлагал папа руку на голову королей, пропуская, по-видимому, мимо ушей слова Павла: «Рук ни на кого не возлагай поспешно». [249] Ведь папа короновал герцога Лонгивардии и возложил венцы на головы этих саксонцев.
240
Анна рассказывает о знаменитой борьбе между Григорием VII и Генрихом IV по вопросу об инвеституре. До 1075 г. право церковной инвеституры (т. е. утверждения духовного лица в должности и сане и передачи ему церковных земель) принадлежало светским властям. Григорий VII отобрал у светских властей эту привилегию, и в результате началась длительная борьба между империей и папством, закончившаяся лишь в 1122 г. Вормским конкордатом. Анна говорит в данном случае об обвинениях в симонии, которые неоднократно выдвигал Григорий VII против Генриха IV (см. Delarc,
241
Речь идет о посольстве Генриха IV к Григорию VII во главе с епископом Роландом в феврале 1076 г. На церковном синоде Роланд обратился к Гильдебранду с требованием оставить папский престол (см. Delarc,
242
Речь идет о 330 г., когда Константин Великий перенес столицу из Рима в Константинополь.
244
Анна имеет в виду 28-й канон Халкидонского собора 451 г., где устанавливалось, что «град, получивший честь быти градом царя и синклита и имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому» (см. Wuyts.
245
Совершив это ἐπειδὴ ταῦτα πεπραχώς, А. Райффершайд предлагает ὀνείδη вм. ἐπειδή, т. е. «нанеся такую обиду».
246
Анна имеет в виду встречу Роберта и Григория VII в июне 1080 г. (см. Delarc,
247
Ландульфом Анна называет Рудольфа Швабского, графа Рейнфельдского, восставшего против Генриха и избранного германским королем в марте 1077 г. Вельф IV – с 1070 г. герцог Баварский. О том, что Рудольф и Вельф были вызваны к папе, можно заключить также со слов Вильгельма Апулийского (Guil. Ар., р. 46–47). Однако Μ. Матье в примечании к этому месту «Деяний Роберта Гвискара» ставит под сомнение возможность свидания Григория VII с германскими вождями в это время. Упоминание об этом свидании двух разных памятников еще ни о чем не говорит, ибо сведения Анны и Вильгельма восходят к одному источнику (см. прим. 237).
248
После упоминавшегося Анной посольства Генриха к Григорию VII германский император вынужден был смириться и даже совершить в январе 1077 г. покаянное путешествие в Каноссу. Однако Генрих вымолил себе у папы лишь отпущение грехов и снятие отлучения, но не восстановление на троне. Поэтому борьба вспыхнула вновь. В этой войне папа опирался на значительную часть немецкого епископата и на южнонемецких герцогов (см. Неусыхин,