Тётушка была права. Что бы ни произошло, мама всегда заставляла идти дальше, переступив эту ужасную, мерзкую, чёрную полосу жизни.
«Жалей не мёртвых, а живых», – любила повторять Мия Джонсон. Эти слова она говорила своей сестре, когда умер Чак.
И теперь Люси хочет заменить мне мать, хотя бы попытаться.
– Ты ещё такая молодая. Тебя ждёт столько всего интересного в этой жизни, – продолжала она, смотря мне прямо в глаза. – Не повторяй моих ошибок, Алексис. Прошлое не вернуть, но из-за подавленности можно потерять будущее, которое, поверь мне, будет у тебя захватывающим.
Я молча смотрела в зелёные глаза Джонсон, которые были так похожи на мамины. Не понимаю, как она может так быстро отойти после столь огромной потери? Или это у неё такой эффект депрессии? Нет, бред какой-то.
– Я приготовила тебе завтрак, – переключилась на другую тему женщина спустя пару минут молчания, но ты не проснулась. – Она уже собиралась выходить из комнаты. – Приди хотя бы пообедать.
Тётушка оставила меня в полном одиночестве.
Я проводила её взглядом, а потом, уставившись в потолок, начала осознавать, что Люси права.
То, что я буду рыдать как белуга, родителей к жизни не вернёт, а моё состояние только ухудшится. Нет, я не должна сдаваться и быть такой седой как Люси, я не хочу. Значит, решено…
– Выше нос, улыбку шире, – вслух процитировала я одну из моих любимых книг.
Подскочив с кровати, я оглянулась вокруг. Письменный стол, как и прежде, стоял в углу комнаты напротив окна, через которое просачивались лучики солнца. Огромная кровать стояла в другом углу комнаты, а рядом с ней большой шкаф купе. Фух… хоть тут Уотерсоны не установили средневековую мебель. По правде говоря, в косметическом ремонте этой комнаты я тоже была задействована. И нетрудно догадаться, что мебель и прочую красивую ерунду выбирала я по своему современному вкусу. Чак и Люси были не против этого, по крайней мере, мне так показалось, но насчёт огромной венецианской люстры, висевшей в моей комнате, они говорили: «Это старинная реликвия, переданная ещё с девятнадцатого века. Ты как хочешь, но эту драгоценность мы никогда не поменяем».
Мне эта старинная штуковина понравилась, поэтому я не возражала, но до тех пор, пока не пришёл день её мыть. Хрустальная люстра за месяц накопила столько пыли, что складывалась впечатление, будто её не мыли со времён создания.
Сняв одежду, я по привычке кинула всё на небольшой оранжевый диванчик и пошла выбирать, что надеть, смотря в шкаф полный вещей.
– Пф-ф… – возмущённо фыркнула я. – Каждый раз одно и то же.
Достав из этого бардака светлые джинсы и зелёную рубашку с белой футболкой, я подошла к туалетному столику, и мои глаза полезли на лоб.
Ужас, настоящий ужас увидела я там. Мешки под глазами, волосы растрёпанные… Баба Яга и то выглядит лучше.
Всё же решив пойти в душ, я вернулась на то же место через сорок минут и, потратив на сушку волос ещё десять минут, пришла на кухню в уже приличном виде.
По всему первому этажу дома пахло готовившимися оладьями, но стоило мне сесть за кухонный стол, как передо мной появилась тарелка с омлетом и зеленью, нарезанной на другой тарелке.
Хм… Видимо, я не буду есть оладьи с чаем.
В принципе, я была одной из девушек, которой не нравилось столь привычное слово «диета». Если мои бывшие одноклассницы делились друг с другом секретами самой лучшей диеты, то я, как назло им, проходила рядом с каким-то вкусным лакомством, запах которого разносился на весь класс.
Что ж, моей фигуре завидовали даже педагоги. Ну, что поделаешь, если я ем и не толстею. Шучу, на самом деле, наша семья всегда была очень спортивной, и каждый свободный выходной мы проводили на воздухе, бегая в парке или катаясь на велосипеде. Благодаря этому моя фигура всегда держалась в форме и была, чего тут скромничать, девяносто-шестьдесят-девяносто. Что касается девушек, они всё чаще повторяли: «С завтрашнего дня сяду на диету».
Ну, вы понимаете, что «завтра» – понятие растяжимое, ведь это «завтра» может настать и через десять лет. Глупые, когда они уже поймут, что диета только и делает, что вредит здоровью?
– Наелась? – поинтересовалась Люси, с улыбкой наблюдая за тем, как быстро я умяла завтрак или, точнее, обед.
– Почти, – ответила я, дожёвывая последний огурец, лежавший на тарелке. – Я буду очень рада, если поем те вкусные оладьи, которые ты только что закончила готовить, тётя.
Люсинда поставила посреди стола тарелку с приготовленной вкуснятиной и, заварив мне и себе чёрный чай, произнесла: