Алекто уже видела жёлтое пламя на вершине башни маяка – ветер раздувал его, и оно металось из стороны в сторону, как будто танцевало дикий неистовый танец. У входа в маяк Обер остановился и, с силой толкнув тяжёлую дубовую дверь, обитую железными скобами, заглянул внутрь.
- Эй, хозяин, - приветливо крикнул он, делая шаг вперёд, - мы можем войти?
Ему никто не ответил, но Алекто была уверена, что слышала чьё-то сердитое ворчание.
- Послушайте, мы не причиним вам зла, - продолжал вести переговоры храбрый менестрель. – Нам только нужно укрыться здесь от бури. Будьте добры, не откажите нам в гостеприимстве. Нас всего двое, и, даю слово дворянина, мы уйдём отсюда, как только утихнет гроза.
Не дождавшись ответа, Обер решительно вошёл в небольшое полутёмное помещение. На первый взгляд оно казалось нежилым, но сложенный из грубых камней очаг и горевший в нём огонь свидетельствовали о том, что хозяин где-то рядом.
- Думаю, смотритель поднялся туда. – Обер махнул рукой в темноту, наверх, куда уводила крутая винтовая лестница, и присел у очага рядом с Алекто.
Какое-то время они сидели молча, прислушиваясь к гулким шагам на ступенях лестницы, которые, отдаляясь, становились всё глуше. Очевидно, не поверив миролюбивым намерениям гостей, хозяин маяка предпочёл скрыться.
- Мадемуазель, вы по-прежнему считаете смотрителя маяка призраком? – первым нарушил молчание Обер, с любопытством рассматривая лестницу, которая ажурной чугунной лентой обвивала ствол башни.
- Не знаю, - ответила Алекто, протянув к огню озябшие руки. – Но если хотите, я расскажу вам местную легенду. Много лет назад - ещё до того, как на остров прибыли первые воины короля Сиагрия, - на месте, где сейчас стоит маяк, был дом старого отшельника. Годы, прожитые им в глухом безлюдном месте, изменили его облик: он превратился в ужасное чудовище, которые заманивает одиноких путников и безжалостно убивает их. Только свой чудовищный облик он принимает в дни Малой воды, в остальное же время отшельник похож на обычного человека...
- Дни Малой воды? – переспросил Обер, в удивлении вскинув брови.
- Так у нас называют морские отливы, - пояснила ему Алекто, стуча зубами от холода в промокшем насквозь платье.
Не в силах унять зубную дробь, она придвинулась ближе к огню. Обер подбросил в костёр несколько сухих щепок, которые были сложены у очага: пламя ярко вспыхнуло и на миг озарило стены башни.
Какое-то время оба молчали, глядя на пляшущие языки пламени. И в этой наступившей тишине были слышны отдалённые звуки: рёв моря, шум дождя, далёкий раскат грома.
Опустив голову, Обер думал о чём-то своём и время от времени подбрасывал в огонь древесные щепки. Украдкой наблюдая за ним, Алекто заметила, как дрожат у него руки, и каким строгим, замкнутым стало его лицо. Что его беспокоило? Какая забота томила? Или, может, ему просто было неловко оттого, что он оказался наедине с девушкой посреди ночи в жилище героя местных сказаний?
- Думаю, хозяин не отказал бы нам в угощении, как не отказал в крове, - заговорил Обер, прервав затянувшееся неловкое молчание, и заглянул в висевший над очагом котёл.
Алекто, конечно, тоже проголодалась; её чуткие ноздри щекотал горьковатый запах дымка, который сейчас был приятен как никакой другой на свете. Однако варево в котелке не внушало ей доверия: кто знает, из чего оно приготовлено?
- Это похлёбка из макрели. – Обер словно читал её мысли. – Наш гостеприимец умеет рыбачить. А вон и сети – видите, у той стены?
Алекто кивнула: она уже заметила лежавшие неподалёку от неё сети для ловли рыбы.
- Мне кажется, дождь закончился, - сказала девушка, прислушиваясь к тому, что происходило за стенами маяка. – Если это так, мы можем немедленно отправиться в Дом папоротников. Зажжём факел от пламени очага и снова попытаемся найти дорогу. Пусть похлёбку ест тот, кто её приготовил... Вы согласны со мной, Обер?
Менестрель молча прошёл к двери и, распахнув её, выглянул наружу.