- Мадам, я вам ещё раз повторяю: подобный поступок ни в коей мере не соответствует поведению Данафрида, – говорил маркграф, который, судя по раздражительным ноткам в голосе, с трудом сдерживал злость. – Мой сын никогда бы не остался ночевать у девиц лёгкого поведения! Во-первых, потому, что по своей природе он чрезвычайно брезглив. А во-вторых, Данафриду известно, что я, мягко говоря, не одобряю тех, кто ходит в гости к безнравственным женщинам.
- Тогда я не знаю, что вам ещё сказать, чтобы развеять вашу тревогу, мессир, – отозвалась графиня, подавив вздох.
Заметив Алекто, спускавшуюся по лестнице, она сразу оживилась и едва не бросилась ей навстречу.
- Алекто, милая, скажи мессиру маркграфу, когда ты видела Данафрида в последний раз? – обратилась Бертрада к девушке, и взоры гостей тут же уставились на неё в нетерпеливом ожидании.
- Вчера вечером, когда Данафрид провожал меня домой, – ответила Алекто и вдруг подумала о том, что сегодня, когда шла заупокойная месса, её жениха не было в церкви.
Смутное беспокойство, от которого она пыталась избавиться после того, как прочла завещание Вальдульфа, снова зашевелилось в сердце девушки.
- А что случилось? – спросила она, переведя взгляд с матери на маркграфа.
Тот был бледным как полотно и выглядел непривычно растерянным и каким-то взъерошенным.
- Данафрид не ночевал дома, – сквозь зубы ответил Эд де Туар, встретив взгляд Алекто с ощутимой враждебностью.
- После того, как ушёл к маяку искать вас, он уже не вернулся, – вставил центенарий язвительным голосом.
Алекто бросила на него быстрый, как молния, взгляд.
- Откуда вы знаете, что я была на скалах у маяка? Вы следили за мной?
- Вместо того, чтобы обвинять мессира центенария в слежке, – резко прервал её маркграф, – лучше расскажите нам, где скрывается Обер Видаль. Ведь вы не только встречались с ним после того, как он сбежал из темницы, но и помогли ему уйти от правосудия. Так где же он теперь, а, мадемуазель Алекто? Где вы его спрятали?
«Они следили за мной!» – подозрения Алекто оправдались. Но тогда это означало, что маркграф и центенарий могли знать, где сейчас прячется сбежавший менестрель.
- Я не понимаю, о чём вы говорите, – пробормотала Алекто, изо всех сил стараясь не растерять остатки невозмутимости. Но как далеко ей было до мадам Бертрады, на лице которой застыла маска непоколебимого спокойствия!
- Где вы укрываете менестреля? – повторил Эд де Туар, повысив голос. – Хочу напомнить вам, мадемуазель, что Обер Видаль обвиняется в убийстве вашей тётушки, – добавил он и посмотрел Алекто в глаза, возможно, ожидая, что она возразит. А возразить очень хотелось.
- Мессир маркграф, – снова вступил в разговор Дуан Бальд, – позвольте мне высказать предположение о вероятном убежище злодея. На мой взгляд, в любом доме наиболее подходящее место для того, чтобы спрятаться, это подвал. Мадам, не соблаговолите ли вы проводить нас с мессиром маркграфом к двери вашего подвала?
Центенарий смотрел на графиню взглядом удава, готовящегося заглотнуть свою жертву.
Алекто потеряла дар речи. Спорить или отговаривать не имело смысла. Судя по уверенному виду центенария, в глазах которого светилось злорадное торжество, он знал, что в этот раз победа определённо достанется ему.
- Разумеется, я провожу вас, мессиры, – раздался безмятежный голос мадам Бертрады, и Алекто с ужасом увидела, как та достала из кармана ключ от подвала.
Точь в точь такой же, как тот, который Катрин раздобыла для Алекто!
Дальше всё было как в тумане. Заставляя себя передвигать ногами, которые подкашивались при каждом шаге, Алекто последовала за маркграфом и центенарием. Графиня, с гордо поднятой головой, как у человека с безукоризненной честностью, шла впереди всех. Дверь подвала распахнулась, и центенарий, отстранив мадам Бертраду, юркнул в проём с поразительной для его тучного тела проворностью. За ним, сняв со стены горящий факел, в подвальную темноту шагнул Эд де Туар.
Алекто приготовилась к встрече с Обером: бежать ему было некуда, и отсюда, из Дома папоротников, для него оставался открытым лишь один путь – на виселицу.
Каково же было удивление девушки, когда маркграф, снова показавшись в дверном проёме, бросил с досадой: «Там никого нет!»