Мадам Оригона умолкла, сдвинув брови к переносице, и снова поднесла кубок к губам, которые слегка подрагивали от испытываемого ею негодования.
- Арогаста была самой старшей из нас троих и после смерти родителей привыкла принимать решения и сама выполнять их, – снова, переведя дыхание, заговорила Оригона де Монфор, но теперь её голос звучал как-то тускло, с ноткой печали. – Я без колебаний согласилась с её желанием встретиться и поговорить с Бертрадой, и она, заручившись моей горячей поддержкой, немедленно отправилась на Раденн... Арогаста рассчитывала заставить Бертраду продать аллод, а вырученные деньги поделить между нами тремя... О вашей доле, мадемуазель, речь не шла: мы уже знали, что вы обручены с сыном маркграфа Эда де Туар и что предстоящий брак принесёт вам богатство и благополучие... Когда Арогаста не вернулась в оговоренный срок, я почувствовала, что с ней случилась беда. Ожидание изводило, и тогда я решила последовать за ней на Раденн. Едва сойдя на берег, я узнала об убийствах, обсуждаемых жителями острова, и о том, что среди жертв этих чудовищных злодеяний оказалась моя сестра Арогаста...
На глазах мадам Оригоны появились слёзы; она аккуратно промокнула их кружевным платочком, вытащенным из-за широкого манжета, и тихонько высморкалась.
Алекто молчала и, отведя взор от собеседницы, смотрела теперь на незамысловатую лепнину на потолке, покрытую копотью от очага.
Она думала о людях, которые заменили ей родителей и воспитали её как своего родного ребёнка. Бертрада де Монфор вышла замуж за брата своего жениха и его сестры Аталии, удочерив её дочь; Харибальд де Лармор стал отцом девочки, которая приходилась ему племянницей. В глазах жителей острова они выглядели как обычная семья, и наверняка никто на Раденне не знал правды. Но, может быть, Готье-Дагоберт догадывался о чём-то? И это укрепляло его уверенность в том, что он является единственным наследником Бруиден да Ре на законных основаниях?.. Тогда, в пещере, он называл её кузиной, и в этом не было ошибки: их кровная связь прослеживалась по линии Аталии, родной сестры Вальдульфа де Лармор. Так или иначе, Алекто принадлежала к клану графов де Лармор, их раденнской ветви... Но кто же был её родным отцом?..
- Мадемуазель, – снова раздался голос мадам Оригоны, и Алекто отвлеклась от своих раздумий, – я слышала, что убийца Арогасты был взят под стражу, но потом сумел сбежать. Я не знаю, что дурного сделала ему моя бедная сестра, поэтому опасаюсь и за свою жизнь... В письме, которое вы так и не прочли, я написала, что не могу навестить вас в Доме папоротников, так как мне кажется, будто кто-то невидимый следит за мной с тех пор, как я сошла на берег. Здесь, на людях, мне гораздо спокойнее... Я уплываю сегодня же. Видите тот корабль? Через четверть часа он снимется с якоря и унесёт меня обратно в Нейстрию, подальше от этого ужасного острова...
- Вы уедете, так и не повидавшись с вашей сестрой? С мадам Бертрадой? – наконец, обретя дар речи, спросила Алекто.
- Для чего? – Оригона вскинула на неё покрасневшие, но уже сухие глаза, во взгляде которых промелькнула враждебность. – Она мне больше не сестра! Это из-за неё погибла Арогаста; из-за её тщеславия и жадности мы с Арогастой едва не пошли по миру с нищенскими котомками за спиной! Никогда не прощу её за это! Никогда!
Мадам Оригона упрямо сжала губы и, торопливо затолкав платок за манжету, встала из-за стола.
Алекто не знала, что следует сказать, но чувствовала, что любые слова были бы сейчас бесполезны и бессмысленны. Бертрада старалась всеми средствами сохранить Дом папоротников в целости, желая обеспечить будущее единственной дочери; а её сёстры видели в имении лишь свою кормушку, которая в течение многих лет давала им возможность вести беззаботную жизнь. И каждая из них считала, что правда на её стороне...