Пропустив доченьку вперед (это был лишний повод потереться пенисом о ее попку), отец пустил умеренно горячую воду и, улегшись на дно ванной, сказал:
— Помочись на меня. Я в последний раз это видел, когда тебе было пять лет.
— Писать надо в туалете…
— А разве, дочь, ты никогда не писала здесь? А ну-ка, признавайся!
Девушка покраснела. Румянец был заметен даже сквозь поднимающиеся клубы пара.
— Если честно, пап, мне нравится сикать здесь… Я делаю это постоянно… И… ты не поверишь… Каждый раз я пытаюсь попасть в сливную дырочку…
— И удается? — заинтересовался отец.
— Иногда — нет, мимо. Но чаще — да. Я ведь на даче была чемпионкой…
— Что? — изумлению мужчины не было предела.
— Мы с девчонками соревновались. Кто нассыт дальше. Или точнее. По длине… струйки… Ой, папа, что я говорю…
— Ну?
— По длине никто, конечно, не мог соперничать с Надькой… А прицельно — почти всегда выигрывала я…
— Ну-ка, ну-ка, расскажи! — Виталий Петрович начал неторопливо поглаживать дубинку, с нежностью глядя на дочь.
— Да все очень просто, пап… Мы присаживались на лугу, помнишь, на даче был луг с одуванчиками? Ну вот, рассаживались так, чтоб от коленок сидящей девочки было одинаковое расстояние до цветка… Я почти всегда попадала.
— Иди-ка сюда. Иди, иди, не бойся.
Голенькая девица осторожно ступила босой ножкой на дно ванны. Затем — другой. И стояла, вопросительно поглядывая на отца.
Не очень большие, но уже начавшие вырастать грудки («Несомненно, они будут иметь классическую форму», — подумал эстет), красивый животик, вообще стройное, хоть и чуть полноватое тельце, и — в довершение портрета — возбужденные, слегка приоткрытые влажные половые губы. Руки нагой девушки уже начали движение к ним, дабы закрепить еще раз на практике половой урок отца.
— Валька! — строго сказал отец. — Потом подрочишь.
Послушалась. Руки оказались за спиной. Юная развратница встала по стойке смирно, красуясь наготой перед отцом.
— Садись. Присаживайся. Ну же. Давай, пускай струйку.
Валечка стеснялась. Ничего не получалось пока что.
Виталий Петрович понял, что надо как-то изменить ситуацию. Пассивно лежать без толку. Надо приподняться. Полусесть.
Предложить дочери встать на колени? Пожалуй, неплохая идея. Но не будет ли ей больно?…
— Ближе… — манил он дочь. Очень скоро недавно опушившаяся детская вульва оказалась невдалеке от его уст.
— Вот теперь губки можно и раскрыть. Так. Дырчонка-то у тебя не так уж и мала, а все прикидываешься невинной. Сдается мне, вся лекция была повторением пройденного?
— Нет, папа, — пролепетала Валюшка. — Я твоя доченька. Ебешь меня только ты. А вульвочку никто до сих пор так близко не рассматривал. Нравится?
Виталий Петрович, надо заметить, видел на своем веку немало пизд — больших и малых. Вид нежного же полового отверстия двенадцатилетней дочери привел его не то чтобы в экстаз, но позволил почувствовать себя стихоложцем.
— Ближе, дочь. Ну давай же ближе.
Доченька позволила отцу лизнуть. Он сначала прошелся наискосок кончиком языка по девичьим губкам, сначала слева и верх, затем справа и вниз, не трогая пока влажным окончанием мясистого органа девичьей игрушки. До этого еще не дошел черед. Девочку нужно уметь лизать.
Теперь губки ребенка были раскрыты полностью, малолетнее чудо, как и любая взрослая женщина, была готова насадиться на толстый инструмент, но не тут-то было — Валентин Петрович не являлся сторонником банального традиционного секса. Ему надумалось доставить доченьке относительно нетрадиционное удовольствие — удовольствие, которое большинство женщин рассматривает лишь как прелюдию к овладению членом, и лишь эстетически зрелые существа умеют пройти весь путь до конца.
— Ой, папка, лижи!
Гадкий мужичок прекратил процесс и принялся мучить дочь пошлыми вопросами. Опустим основную часть; ведь это довольно-таки интимно. Между прочим он задал вопрос:
— Ты ведь хотела?
— Что, папа?
— Неужели не догадываешься?
— Пописать? Прямо на тебя?
— Поговори-ка гадости, дочь.
Валька, вот умница, с лету подхватила условия игры.
— Папа! Я хочу на тебя помочиться.
За что люблю дочь — она не дурит, а умеет говорить конкретно. Безо всякой ерунды.
— Хочешь посикать на меня?
— Да, папенька, да!
— Что, правда?
— Да, папуля. Мне очень хочется посикать на тебя.
— Прямо так и посикать? Как маленькой девочке? Обмочившей свои трусики? Белые трусики в темно-голубой горошек? И не стыдно тебе сикать на папу, а?