Она ещё чуть шире развела в стороны ножки ребенка и, пощекотав чуток клитореныш подружки (Настя тихонько взвигнула), стала очень аккуратно вводить рукоятку девайса в девичью дырочку.
— Аленушка! Наоборот!
Алёна, соориентировавшись, быстро перевернула изделие на сто восемьдесят градусов. Белая надпись — название известной всем фирмы уже вошло…
— Хорошо, Настя? — поинтересовалась Аленка.
— Чуть странно… Прохладно… Всунь еще немножко… Чуть-чуть.
Глубже, глубже. Хотя чему тут было, скажите на милость, удивляться?
Две трети пути были пройдены. Алёна даже тихонько засопела от напряжения, боясь ненароком сделать больно подружке.
Наконец щётка погрузилась почти до конца. Чего-то Насте явно не хватало. И Алёнка знала, чего.
Маленькие, попросту крошечные маринованные огурчики были, похоже, в самый раз для крохотной попы ребенка. Ягодка была тщательно обмусолена похабненьким ротиком примерной ученицы. И стала неторопливо проникать в небольшой, аккуратный анусок малолетки.
Вот и он тоже скрылся наполовину, а затем и на три четверти. Настя никогда еще не испытывала такого развратного удовольствия. Что значит дрочить перед классом, когда тебя тут так ласково ебут.
Глядя на это, Виталий Петрович уже не мог сдерживаться. Вид голой Алёнкиной попки перед маленькой обнажённой девочкой с широко раздвинутыми ножками побудил его к действию.
— Ну-ка, дочь… — пробормотал он, приподнимая голого ребенка.
— Папка! — смекнула Алёнка. — Ты же знаешь… Ой… Папа… Я ведь говорила тебе, у меня попочка узкая…
Тщедушные полупопия дочери были тем не менее уже раскрыты, не так, конечно, широко, как раздвинуты ножки одноклассницы. Но и этого хватило.
Как Алёнка не изивалась и не вертела задиком, очень скоро она ощутила в себе толстую головку отца. Сколько раз они ебались, но это было нечто новое. Девочка зажмурилась, сосредоточившись на новых, немного странных ощущениях.
Виталий Петрович осторожно ввел пенис до конца в маленькую упругую дырочку дочери. Ему очень нравился анальный секс, в особенности же с малолетками. Похоже, Алёна тоже начала входить во вкус.
Было почти не больно, скорее приятно. В. П. плавно высунул член наполовину, затем опять-таки медленно (он умел растягивать удовольствие), не торопясь, погрузился в детскую попочку. О, это было незабываемое ощущение. Вот это называется вертеть дочку на хую, подумалось Виталию Петровичу. Класс. Ебя ребёнка, старый развратник в который раз погрузился в сладостные воспиминания-фантазии. Вот он устраивается на работу в школу исключительно для девочек. Малолетних, не старше десяти лет. Каждая девочка стремится ему пососать, но не доводит дело до эякуляции, а стремится, лукаво улыбнувшись, прижав пальчик к губкам и хитро подмигнув, нагнуться, задирая подольчик старорежимного гимназического платья. Трусиков, конечно, эти гимназистки не носят — они попросту не знают, что это такое. Каждая крохотная с виду попочка имеет небольшое, упругое, даже почти тугое, но достаточно комфортное отверстие для члена зрелого мужчины. Ах, эти гимназистки. Ножки, смыкающиеся посередине тела в виде прелестных полушарий…
Взрыкнув, В. П. стал орошать внутренности теплого анального отверстия дочери. Она уже не брыкалась, продолжая машинально вылизывать крохотный Настенькин клитор. Дочкина подружка тоже была уже практически готова к получению пика наслаждения.
Петрович поразился, сколько же из него вытекло живородящей бледно-серой жидкости. Вот еще толчок. Опять. И еще один раз… Девочка неполных десяти лет уже забыла о том, что такое боль, весь мир стал одним фейерверком, апофеозом бытия. Меня папка ебет! Будет о чем рассказать подружкам!
Что же развратная Труффальдино? Разумеется, она не могла оставаться безучастной, но, оставленная в некоторой степени не у дел, вынуждена была обслуживать себя сама. Это, впрочем, нисколько не умаляло ее профессиональной гордости. Оседлав пиздой подушку, педагогиня раскачивалась на ней. Запах останется надолго, любовник — любитель малюток будет вдыхать его не одну неделю… Труффальдино попросту изнасиловала подушку, глядя, как В. П. изливается в дочь, вылизывающую потерявший всякий стыд одноклассницу…
— Папочка, кончаю! — заверещала дочь, делая попуськой полувращательные-полупоступательные движения. — Ты переполнил мою попку малофьей!
— И я спускаю, дядя Виталий! — завизжала Настька. — Вспоминаю, как вы недавно почесали мой задок!.. Ой. Ну все…
Валентина Владимировна умудрилась впихнуть в свое почти необъятное лоно изрядную часть подушки, даже сама поразившись, сколько же туда влезло.