- Насчет женственности не уверен, но вот чисто биологически – она определенно женщина. Вернее, я не проверял, но…
Гермиона прыскает смехом, но тут же снова становится серьезной:
- Хорошо, я была не права. Так что ты придумал?
- Я сварил зелье. Аналог того, что используется для Проклятия льда. И продумал, как модифицировать обряд, который помогает для снятия того проклятия. Уверен, что все точно. Зелье… единственно в чем я не уверен, так это в цвете. Но интуиция подсказывает, что все получилось. Посмотришь? Оно должно быть темно-рубиновым. Если это так, я объясню тебе, как нужно будет расставить свечи – обряд проведем сегодня ночью.
Она замирает под моими руками и очень долго молчит. А потом произносит чуть слышно:
- Если все пройдет удачно, то к тебе вернется зрение, а ко мне – моя нормальная внешность?
- Да. А если будет неудача, во что я не верю, – добавляю я торопливо, - то ничего не изменится. Мне просто придется просчитать все заново и пытаться еще и еще…
- Для тебя это так важно? - говорить она грустно.
- Мне так будет легче работать, да и ты будешь счастливее, если сможешь спокойно выходить на улицу.
Она вздыхает, и в этом вздохе мне слышится недоверие. Она считает, что все впустую и что я бессилен против ее проклятия? Ничего, я докажу, докажу, что мне это по силам. Если не этой ночью, то позже. Но обязательно докажу. Потому что притворяться слепым всю жизнь мне будет не под силу.
========== Глава 8 ==========
Гермиона расставляет свечи на полу так, чтобы они образовывали пентограмму. В центре – подставка для котла, в котором медленно колышется рубиновая жидкость. Колышется сама по себе – от собственной магии.
В обряде должны участвовать двое – тот, кто варил зелье и вызовет силу стихии воды, и тот, кого нужно избавить от проклятия. Но Гермионе я сказал, что именно потому, что исцеление нужно нам обоим.
Свечи расставлены, их огонь горит ровно и ясно. Гермиона умывается тепловатым зельем из котла – так, чтобы оно потом попало обратно в котел.
Читаю заклинание, формулу которого я так долго рассчитывал. И жду. Переговариваться сейчас уже можно, но сказать мне нечего. Гермиона тоже молчит.
Зелье должно загореться тихим рубиновым пламенем и выгореть до конца, унося с собой темные силы, что Беллатрикс направила на Гермиону.
Должно. Но не загорается. Оно бледнеет до серебристого цвета, и лишь тогда появляется тусклое белое пламя, которое почти не дает света. Я просчитался. Гермиона тяжело вздыхает, и я даже боюсь думать, что творится у нее на душе.
И в этот момент серебристый огонь вспыхивает и становится ярко-рубиновым, слепящим. Огонь поднимается вверх почти на метр и принимает форму цветка с пятью лепестками.
Чувствую, что по щекам текут слезы. Нет, не от переизбытка эмоций, хоть внутри у меня все буквально дрожит от напряжения. Нет… Огонь слишком яркий и режет глаза. Но если я закрою их прямо сейчас – Гермиона догадается. А обряд еще не закончен, и я не уверен стопроцентно, что у меня все получилось.
Вздрагиваю от того, что она зажимает мне глаза ладонью, и тихо шипит:
- Ну ты же лучше меня знаешь, что тебе еще долго нельзя будет смотреть на яркий свет. Тебе нельзя так рисковать. Зачем этот обряд, если ты в результате снова ослепнешь?!
Молчу, пытаясь разобраться в сумбуре мыслей. Так она знала? И делала вид, что верит моей игре?
Гермиона тихо охает и убирает ладонь.
Приоткрываю глаза – огонь уже догорел, а она стоит, закрыв лицо руками. Обнимаю ее и несколько минут мы просто молчим, а потом Гермиона поднимает ко мне лицо:
- Что-то изменилось? Когда огненный цветок рассыпался искрами, мне в лицо словно кипятком плеснули. А потом все прошло…
- Изменилось, - отвечаю я глухо.
- Я… я стала как прежде?
- Почти.
- Почти?..
- Гораздо красивее. Женственнее.
Она неуверенно улыбается, и я продолжаю:
- Я тебя последний раз до проклятия видел в Хижине. Чумазую, растрепанную, невыспавшуюся и…
Гермиона смеется, а я боюсь продолжения разговора. Потому что рано или поздно речь пойдет о моей лжи.
- А ты… ты сам в порядке?
Молча киваю.
Мы поднимаемся из лаборатории в гостиную и садимся на диван – поговорить. Я боюсь ее обвинений. Боюсь, но пытаюсь убедить себя, что если она подыгрывала мне прежде, то простит и сейчас. Поэтому я начинаю сам.
- Ты не раз говорила, что не смогла бы жить вместе со зрячим. А я не хотел, чтобы ты уходила. Мне было проще притвориться, чем сознаться.
Гермиона молчит долго, очень долго. И когда я уже думаю, что она не ответит, она произносит расстроенно:
- А я думала, что ты меня просто жалеешь. Что тебе неприятно быть со мной, но уйти у тебя духу не хватает. Поэтому я с тобой тогда и говорила, не хочешь ли ты что-то изменить. Чтобы у тебя был повод все высказать.
Ну не говорить же ей, что лично мне не так уж и важно, что с ее лицом? Я привык. Привык к ней такой, какая она есть. Хотя взбреди ей в голову остричь ее чудесные волосы, я бы настаивал на магических способах восстановления. Сразу же, немедленно.
- А потом я поняла, что ты ищешь, как уничтожить проклятие. И что для тебя это очень важно. Чтобы я не выглядела отталкивающе.
Качаю головой:
- Нет, чтобы ты, наконец, успокоилась. И чтобы мне можно было не скрывать то, что я снова вижу. Я устал притворяться, что зрение не вернулось.
- Ну-ну, - мягко усмехается она. - Это ты Волдеморта и Упивающихся обманывать мог, потому что им ты был безразличен. А вот скрыть подобное от любящей тебя женщины – во сто крат сложнее.
Улыбаюсь. Она права. Мне даже добавить нечего.
Мы оба слишком взбудоражены от того, что проклятие удалось снять, поэтому так и сидим до утра.
А с рассветом улицу наполняет шум – соседи идут на работу, улочка оживает. Год назад неподалеку построили новый завод, в старых домах поселились люди, район перестал быть таким заброшенным, как прежде.
Заклятие Фиделиуса нам больше не нужно, и Гермиона выходит на крыльцо - ей наверняка хочется убедиться, что магглы увидят ее нормальной. Симпатичной молодой женщиной. А не полутроллем.
Выхожу следом, чуть замешкавшись, чтобы накинуть теплую мантию и захватить мантию Гермионы – по утрам сейчас уже прохладно.
Сосед, белобрысый коренастый парень, радостно улыбается Гермионе, но при виде меня тут же хмурится, и я безо всякой легилименции читаю в его недовольном взгляде: „Вот только увидишь красивую девушку, с ней рядом тут же оказывается какой-то хмырь“. Приятно.
Гермиона улыбается ему в ответ. Накидываю ей на плечи мантию и притягиваю к себе. Наверное, слишком хозяйским жестом, слишком уж желая продемонстрировать, что это моя женщина и заглядываться на нее не стоит. Гермиона чувствует это, запрокидывает голову и целует меня в подбородок. Довольно жмурюсь – и от такого нужного мне здесь и сейчас поцелуя, и от дразнящего солнца, и от недовольного взгляда соседа.
Мы еще долго стоим так на пороге, улыбаясь. А потом я не выдерживаю и целую ее в губы. Впервые за все это время.