Алексей старался не смотреть в глаза Петровичу. Он понимал, что сам принял это решение сняться с соревнований, когда перед ним был уже последний барьер и можно было бы прыгнуть, и тогда бы он победил. Точно победил, потому что он за всю перепрыжку не сбил ни одного барьера, а по времени он превзошел всех четырех всадников, стартовавших ранее до него. Всего лишь последний барьер, и он бы выиграл эти соревнования. Он стал бы первым и получил медаль, грамоту и кубок, а его тренер — Петрович, грамоту, как лучшей тренер… но вот только для всего этого нужно было прыгать на коне, у которого болела нога…
Алеша не смог это сделать.
Петрович сам нашел его. Он видел, как парень прячет от него свои глаза, сидя на корточках в ногах у коня и стирая влажной губкой грязь с ног того, чтобы потом растереть ноги Бадминтона и замотать их бинтами.
— Не переживай, Леха, — Петрович стал внимательно ощупывать травмированную ногу Бадминтона, — все равно ты пятый… Хотя мог бы быть и первым…
Алексей поднял глаза и столкнулся с взглядом Петровича, который продолжил говорить:
— Но вот только если бы ты на хромом коне продолжал прыгать… я бы тебя уважать перестал… — глаза Леши от этих слов из настороженно-испуганных стали превращаться в удивленно-вопросительные, — а так, вот тебе пять, — тренер протянул Алексею свою руку. — Ты молодец. Знаешь, все вот это неважно… медальки, награды… Главное, человеком оставаться.
Петрович сильно сжал кисть руки Леши, пожав ее, а потом опять стал ощупывать ногу коня, которая уже стала отекать и чувствовалось, что она становится горячей.
— Ты сейчас спиртом ему ногу разотри, — Петрович протянул Алексею чекушку водки, которую он вынул из-за пазухи. Там на донышке плескались остатки светлой жидкости, — а как приедем на конюшню, из шланга минут двадцать пополивай ногу. Потом посмотрим, что делать. Я до ветеринаров дойду, может, у них что из лекарств есть…
Петрович, отдав остатки водки Леше, быстрым шагом пошел к трибунам, смотреть на награждение победителей в этих соревнованиях.
ГЛАВА 2
С соревнований они вернулись в этот день под вечер. Водитель их коневоза сначала отвез две лошади на соседнюю конюшню недалеко от них, а потом приехал за ними и забрал их из Битцы.
Потолкавшись по Москве в пробках, наконец они доехали до ипподрома и выгрузили коней. Леша долго возился с Бадминтоном. Он поливал из шланга его ногу в мойке холодной водой, потом Петрович дал ему вонючую мазь, которую принес из вет лазарета, и Алеша усердно втирал эту мазь в воспаленный сустав коня. Уже заканчивая наматывать бинт поверх ватника на ногу Тохи, он услышал шум. В конюшню зашли несколько человек.
Братки — сразу узнал их Лешка, так и сидя на корячках в ногах коня и мотая бинт. Хоть у Бадминтона и была всего лишь одна нога больная, но бинты с ватником мотались на все четыре ноги. Вот этим он и занимался, думая о том, что он знал, что эти ребята и есть их крыша. Так сказал как-то Петрович о компании странного вида коротко стриженых пацанов в кожанках, трениках и кроссовках. Они изредка приезжали к ним на конюшню. Вроде как главный из них любил лошадей и даже, когда был не очень пьян, катался на них. Иногда Алексей заставал эту компанию. Вот и сейчас они, громко разговаривая и матерясь, прошли по проходу конюшни мимо него и стоящего на развязке посередине прохода Бадминтона и зашли в комнату Петровича.
Леша видел, для чего они приехали сегодня сюда, они приезжали побухать. Так обычно говорила толстая Машка об этом, варя по просьбе Петровича макароны с тушенкой на плите и грея чайник для них. Сама Маха была всегда рада таким гостям, она строила глазки и явно заигрывала со всеми этими спортивного вида парнями, а они лишь ржали и называли ее дюймовочкой. Но Машка все равно каждый раз надеялась, что склеит одного из братков и закрутит с ним любовь. Все это Алексей слышал от нее в ее душещипательных рассказах, хотя и смутно себе представлял, как закрутить эту любовь и вообще, что это значит.
Когда вся шумная компания наконец закрыла за собой дверь в комнате Петровича, Машка присела рядом с Лешей и, видя его усердные старания с наматыванием бинта на ногу Тохи, заговорила:
— Бухать приехали… Видел там такого высокого, с широкими плечами, в спортивном костюме… это новенький, я уже узнала, его Саней зовут. Понравился он мне, Лешка… и я, вроде, ему тоже, — Маша оправила на себе застиранную выцветшую кофточку, которая обтягивала ее пышные формы, — вот закручу я с ним любовь… И уедем мы отсюда… В Париж поедем. Там, говорят, жизнь другая… Ну что, я хуже их, парижанок тощих, и мне счастье должно перепасть. Ведь так, Леха?
Алеша согласно кивнул, смутно представляя себе Париж и толстую Маху там… и эту любовь, которую она закрутит. Машку не смутил его по-детски наивный взгляд на ее рассуждения, она опять томно вздохнула и продолжила:
— Ты не думай, Леха, я ведь раньше худая была, как ты, глиста глистой… а потом как аборт сделала от этого урода… и таблетки пить начала, и вот… Но ничего, после нового года я решила — жрать перестану и к лету похудею. Ну что ты смеешься? Точно тебе говорю — похудею.
— Да я не над этим смеюсь… я верю, что ты похудеешь… я просто глистой тебя представить не могу…
— Когда я была молодая… вот такая как ты. Я была ну совсем худенькая.
— А сейчас разве ты старая? — Леша даже оторвался от бинтования ноги коня и посмотрел на пухлые прыщавые щеки Махи.
— Конечно, старая… нет, вернее, я уже взрослая. Мне уже двадцать, — Машка фыркнула, но потом взгляд ее стал опять задумчиво-томный. — Хотя, конечно, Саня мне этот не очень нравится… мне вот Назар нравится… но разве он на меня такую посмотрит…
Машка опять одернула свою кофточку, которая некрасиво обтягивала ее бока со складками жира и, встав, пошла в сторону каптерки, чтобы поставить кастрюлю с водой, зная, что Петрович сейчас позовет ее и даст команду варить макароны или гречку с тушенкой. Судя по количеству пакетов в руках у братков, приехали они сюда солидно затарившись и видно хотели гудеть здесь всю ночь.
Ставя воду в кастрюле на огонь, Маша думала о Назаре. Он был для нее как принц из сказки на белом коне. Да, именно на коне. Ведь сюда он приезжал поскакать на лошадях, и поэтому он и был тем самым сказочным принцем: красивым, статным, с вихрами темных волос на макушке и сбритыми под ноль к шее, с шальным взглядом волчих, с желтыми огоньками, глаз и улыбкой, от которой становилось страшно. Но все равно Маша мечтала о нем. Он был для нее тем несбыточным идеалом мужчины ее мечты.
— Машка, — раздался голос Петровича из каптерки, — иди пакеты с продуктами возьми… Гречки пацанам навари и овощей нарубай, а то голодные они. И где Леха?
— Да все с этим своим возится… ноги ему бинтует, — забирая пакет с продуктами из рук Сани, Маша ослепительно улыбалась ему, всем своим видом показывая, что готова на все.
— Скажи Лехе, пусть Аметиста… Митю седлает. Назар поездить хочет.
Петрович наконец отдал Машке все пакты с едой и вытолкнул ее из каптерки.
— Леха, — неся продукты в закуток их мини кухни, закричала Машка на всю конюшню. — Митю поседлай. Назар поездить хочет.
Алексей быстро закончил возиться с наматыванием бинтов на ноги Бадминтона. Завел его в денник и вывел в проход конюшни Аметиста. Там, поставив его и закрепив с двух сторон на веревки, которые крепились к стенам прохода так, что конь стоял посередине этого прохода. Он начал быстро его чистить. Потом сбегал за седлом и уздечкой в амуничник. Затем слазил на чердак, где сушились постиранные вальтрапы, и, выбрав поновее, тот, который разрешал брать Петрович, когда он седлал коня для Назара, положил этот вальтрап на спину коня. Потом сверху седло и все это притянул подпругой, правда, пока не в полную силу. Дотягивать подпругу нужно было уже на улице, а не в конюшне. На передние ноги Аметисту он надел самые лучшие и единственные на всех лошадей более-менее еще "живые" ногавки, которые использовались лишь на соревнованиях или вот для таких элитных клиентов. Ногавки плотно обхватили низ передних ног коня, защищая их от ударов и повреждений на скаку.