А водить их ему приходилось каждый день на улицу в леваду гулять и потом забирать оттуда. Все уже знали этих коней, а те, кто на свой страх и риск не хотел уступать идущему с конем Лешке дорогу, потом и сами были этому не рады. Жеребцы цеплялись ко всем лошадям подряд, наверное, в попытке показать свою крутость. Удержать в руках рвущегося в бой коня было очень тяжело. Тем более, что Вальхензее при встревании в драку всегда вставал на дыбы, и тогда Алешка обычно висел на его поводе, как сигнальный флажок. У Зацепа была другая фишка: он при приближении соперника делал резкий бросок вперед в желании укусить, и сдержать такой порыв было практически нереально. Алешка волочился за конем, цепляясь за решетки денников, чтобы затормозить.
Вскоре слух о двух "больных на голову" конях распространился по всему комплексу, и теперь уже никто не попадался Алешке на пути, народ при виде его с одним из этих коней быстро разбегался кто куда.
После отъезда врача Леша, надев на задние ноги Вальхензею ногавки для гуляния и забинтовав специальными бинтами передние, повел его в леваду. Хоть погода в ноябре и была неплохой, но кони гуляли в попонах, так как в любой момент мог выпасть снежок. Нельзя было допустить попадание подтаявшего снега на спину коня, так как он мог застудить ее. Поэтому у лошадей Алеши был целый ассортимент попон на все случаи жизни. Для выгула в леваде было несколько легких попон для летних дождей и несколько утепленных — для осенней погоды. Были еще и теплые зимние попоны. Хорошо, что на все это Назар давал денег. Конные вещи стоили нереально дорого. Их привозили из Европы те, кто ездил туда, а потом продавал эти вещи по конюшням для богатых клиентов. Назар, давая деньги Алешке, сказал, чтобы тот покупал коням все, что нужно и не экономил. Если бы эти деньги были даны на нужды самого Алешки, он бы отказался, но это было для его коней, и сам он не потянул бы такие расходы. Так, постепенно, у него набралось уже два сундука всякой разной амуниции для коней. Правда, жеребцы регулярно рвали и портили купленные им вещи, часть из порванного Алешке удавалось починить самому, остальное он отдавал в ремонт шорнику на конюшне. Но не все можно было починить. Например, ногавки Зацеп, гуляя в леваде, мог сорвать с ноги зубами, да так, что отлетали все ремешки с "корнями", и шить там было уже нечего. Валюша развлекался по-другому. Он мог, опустив голову, схватить зубами за попону и резко ее дернуть, и попона или рвалась в клочья, или он выдирал с нее клок. Алешка знал, что ругаться бесполезно. Кони слушали его возмущения и, как малые дети, стояли, вздыхая, шевеля ушами, тем самым показывая, что раскаиваются, но на следующий день все забывали и опять делали так же.
Выпустив Валю в леваду, Алешка с сожалением посмотрел на красивую новую попону на коне и уже мысленно с нею простился. Правда, все равно, парень строгим голосом попросил Вальхензея хоть неделю проходить в ней, а не рвать ее сразу. На его пламенную речь Валюша резво взбрыкнул вверх задними ногами и стал нарезать круги по маленькой леваде. Алешка вздохнул и пошел за Зацепом.
Поскольку у Зямы была травмирована задняя нога, то ему он на задние ноги намотал бинты, а на передние одел ногавки. Леша также укрыл коня попоной и, застегнув на ней все карабины, повел в леваду.
Зяма кипел энергией, и Алеша это чувствовал. Время лечение только прибавляло ему силы, а вот расходовать ее было некуда.
В ЦСКА конюшни располагались внизу на первом этаже и представляли собой длинною трубу прохода с денниками по обе стороны и ответвлениями к выходу, где тоже располагались денники. Все хозяйственные помещения находились на втором этаже. Там были и кабинеты администрации, начкона, завхоза, и комнаты под амуничник. Это было самое экзотичное: всю конную амуницию приходилось таскать на себе с первого этажа по лестнице наверх и потом обратно. А таскать приходилось немало. Кроме ящика с щетками и всевозможными специальными конными мазями и спреями, нужно было тащить седло, уздечку, вальтрап. Еще корду и бич и, конечно, попону и ногавки или бинты. Обычно за один раз принести все это не удавалось. Вроде мелочевка, а всего много. Хотя иногда Алешка нагружался всем этим и тащил с желанием два раза не бегать. Но всегда какой-либо предмет падал, и хорошо, если кто-то, проходя мимо, пихал упавший предмет в его руки. Ведь наклониться самому за ним и не развалить всю кучку, которая была в руках, было нереально. С учетом того, что у каждого коня была своя амуниция, приходилось немало побегать за день. Ведь это его кони, каждый со своим седлом, уздечкой и всей прилагающейся мелочевкой. Кони Саввы тоже со своей амуницией, как и клубные кони. Вот так и бегал он со всем этим вверх-вниз по не очень удобной узкой лестнице.
Сегодня Алеше удалось без приключений довести Зацепа до левады и выпустить его туда. Он хорошенько завязал чембуром дверку левады, так как не доверял защелке на двери — слишком Зяма был умный и мог раскачать замок так, что тот сам открывался. Вот потому парень и зафиксировав дверь по-простому узлом веревки. Закончив с этим, Алеша обернулся и увидел Назара, который стоял в леваде Вальхензее и обнимал своего коня за шею, прижимаясь к нему и гладя. Только Назару Валюша позволял вот так стоять с ним рядом и гладить себя. Со всеми остальными он вообще не стоял рядом, пытаясь вывернуться и отбежать, да еще и зубищами щелкнуть.
Алеша не хотел мешать Назару и, не окликая его, пошел обратно в конюшню. Тот сам его окликнул — видно заметил. Хотя Лешу это не удивило, Назар, казалось, как хищник — чувствует или улавливает движение, Лешка замечал за ним такую особенность.
— Алеш, подойди, — Назару нравилось называть его Алешей. Он и сам не знал почему, но, наверное, звучание этого имени отзывалось внутри него приятным теплом. Но так он называл парня только когда они были наедине.
Леша подошел к нему и протянул руку. Они, как обычно, поздоровались, обменявшись рукопожатием и, как обычно, Назар быстро убрал свою руку, опять чувствуя, что ему тяжело себя сдерживать, ощущая тепло его ладони. Он быстрым взглядом окинул парня. В ЦСКА Леша ходил в военной форме, как все, кто здесь служит, и подстрижен он был, как все, под короткий ежик. Назару опять стало жалко, что его так коротко подстригли.
— Что без шапки?
— Да я вот только коней вывел погулять…
— Ты после армии так коротко больше не стригись…
— Но ты ведь сам хотел, чтобы я так стригся, — Алеша в растерянности смотрел на Назара.
— Это раньше было…
— Хорошо… — произнес он, опять не понимая Назара. Затем Леша вспомнил, — Врач сегодня из Битцы приезжал, коней смотрел. Сказал, что все хорошо. Валюше после Нового года можно будет начинать прыгать, а Зяме уже сейчас… Если ты хочешь, я Валю поседлаю, на нем в манеже поездить можно немного… Или, если хочешь, Зяму возьми.
— Нет, мне сегодня некогда. Братки в машине ждут. Я просто приехал его проведать… и тебе денег передать.
Назар протянул Алеше деньги.
Тот взял, зная, что здесь и деньги на оплату аренды за двух коней, и его зарплата, как берейтора Вали, и деньги на лечение, коваля, прививки, и, наверное, опять еще и на покупку всяких мелочей для лошадей.
— Я тогда пойду, — Алеша посмотрел в глаза Назара и опять растерялся от его взгляда. Он не понимал Назара. Назар всегда так на него смотрел, и Алеша терялся в этом взгляде от непонимания, что он означает.
— Иди… а я еще с конем постою…
Лешка развернулся и быстро пошел к конюшне, даже забыв протянуть руку для прощания. Так с ним было всегда, когда Назар на него так смотрел. Он ощущал в себе странное волнение и смущение и поэтому вот так позорно сбегал, не зная, что делать.
Назар смотрел ему в след, пытаясь унять в себе эти дурацкие мысли и то, как его накрывает каждый раз при виде Алеши. Опять в душе все перевернулось, и сердце болезненно заныло, и опять кольнуло это желание прикоснуться к нему… Но он сдержал себя. Он не может это сделать. Он не позволит этой любви вырваться наружу.
Назар, достав из кармана сухарик, опять протянул руку к коню и угостил Вальхензея, который не спеша с изяществом принял угощение и позволил своему хозяину гладить себя. Назару даже казалось, что Валя знает его тайну и понимает, что тот скрывает в себе и с чем пытается бороться, с чем ему так тяжело жить.