Сел он на трактор и поехал по дороге, прямиком на немцев. Те стоят, ждут. А партизаны стрелять начали. Немцы попадали в снег и тоже палят. Под эту перестрелку про трактор поначалу вроде и забыли. Или просто беды от него не ожидали. А Максимка едет вперед, на переезд, бревна тащит. Когда же трактор не повернул в сторону, где укрепления строились, а поехал прямо на переезд, сломав полосатый шлагбаум, они закричали, замахали ружьями. Эшелон уже рядом. Догадались фашисты, что на тракторе партизаны и вот-вот взрыв может быть. Некоторые прятаться побежали, другие застрочили по Максимке, по трактору. Загорелся трактор, запылали бревна. Максимка сам в крови, а все одно трактор вперед ведет. Так и ринулся горящим факелом на эшелон.
— И взорвал?
— Взорвал, мое дитятко. Такой, говорили, гром гремел, что за много километров земля, будто живая, дрожала. Потом все огнем залило… От сыночка ничего не осталось…
— А фашистов тех поубивало?
— Весь переезд в огне и громе погиб… Дай, дитятко, я тебе еще молочка подолью.
— Спасибо, бабушка, не хочу я больше… А другие партизаны? Что с ними?
— Володю ранило. В этой хате лежал. Он мне и рассказал все.
— А Зайчик?
— Мальчик тогда уцелел… Заговорились мы, а печникам, может, что подать надобно.
— Бабушка Алена, — засуетился Алесик, — я поел уже. Вы скажите, что делать надо, я помогу.
— Что же, дитятко, мне помогать? Какая у меня работа? Сама управлюсь понемножку. Поел, и ладно. Беги, играй.
Старушка поправила платок на голове и вышла.
Осмотрелся Алесик: что б такое сделать? Принял все со стола, кружку свою из-под молока вымыл. Холодной водой сполоскал, потому что горячей нигде не нашел. Взял толстый березовый веник в уголке у порога и подмел комнатку. А что ее подметать — малюсенькая…
Хотелось сделать что-нибудь хорошее для матери героя, а работы подходящей нигде не находилось. Алесик еще раз осмотрел комнатку. Заметил ведро с картошкой под скамейкой. Вытащил его, взял нож и давай чистить большие картофелины. Картофелины были крупные, старые и не очень поддавались. Да и нож был тупой, не желал резать. Раньше Алесик никогда не чистил картофель сам. Правда, он видел, как это делает мама. Но сам никогда не пробовал. Однако картофелину за картофелиной он медленно строгал и строгал. Очищенные грязно-белые клубни сложил на лавке ровненьким рядком. «Хватит», — подумал Алесик.
Картофелины на лавке были выпачканы и выглядели не очень аппетитно. Мама после чистки перемывала картошку в кастрюле. Алесик осмотрелся, но кастрюли нигде не нашел. Зато отыскал небольшой чугунок. Влил в него воды из ведра кружкой, положил одну за другой все картошины, перемывать начал. Сменил воду. Слил ее, свежей воды налил и поставил чугунок на скамейку. Что делать дальше, он не знал.
Но тут в боковочку вошли бабушка Алена, папа и дядя Борис.
— Готова печь? — удивился Алесик. — Так быстро?
— Да работы там — кот наплакал, — ответил ему, как взрослому, каменщик. — Теперь будет и греть и варить лучше новой. И в плите щели обмазали, дверцы укрепили.
— Спасибо вам, сынки. Сейчас я на стол соберу, — и бабушка засуетилась. Алесик тихонько приблизился к ней, тронул за рукав кофты.
— Что, дитятко, может, еще кушать хочешь?
— Нет. Я картофелин насобирал, так может…
— Спасибо, соколик, у меня все готово. А картошку варить — долго будет.
— Тогда вы ее себе на ужин сварите.
— Мой ты голубочек… — только и вымолвила старушка и высохшей шершавой ладонью по волосам Алесика погладила. Потом спохватилась: — Идем, я тебя в сад проведу. Там клубника должна поспеть. Покудова мужчины перекусят, ты и полакомишься.
Когда собрались отъезжать, бабушка Алена неожиданно попросила:
— Обождите, соколики. Слыхала из разговора, вы на праздник партизан едете. Сама я слаба стала, где уж мне. А Максимку возьмите с собою.
И сняла со стены небольшой портрет в деревянной черной рамке, под стеклом.
Отец Алесика бережно взял портрет и положил в портфель. Потом обнял бабушку, поцеловал в лоб и сказал:
— Максим был и будет с нами. А после встречи мы к вам заедем.
Дядя Борис завел свой голубой «ИЖ», и они поехали в Бородовичи.