После этого случая в интернат приехал психиатр, и всех заставили пойти к нему на осмотр. Мы столпились в узком коридорчике перед кабинетом, где он принимал. Запускали туда всех по одному, и большинство ребят возвращалось обратно очень быстро. На выходящих все сразу набрасывались с вопросами о том, что там происходит. Те отвечали, что доктор просто задаёт вопросы о настроении и показывает странные карточки с кляксами, спрашивая, что на них изображено.
Наконец, очередь дошла до меня. Войдя в кабинет, я поздоровалась с врачом и села на стул возле его рабочего стола. Мужчина стал задавать вопросы о моих увлечениях и о том, какие школьные предметы мне нравятся. При этом он так тепло улыбался и вообще выглядел таким добрым и приветливым, что я расслабилась и чересчур с ним разоткровенничалась. Когда он спросил, с кем я дружу, я зачем-то рассказала про Белению и Лёмку. Его выражение лица стало постепенно меняться с доброжелательного на подозрительное. Он принялся выпытывать у меня подробности. Я испугалась, что, если напрямую заявлю, что это мои воображаемые подруги, то он решит, что я сумасшедшая, и вместо этого стала настаивать на том, что они реально существуют. По тому, как он нахмурился и стал что-то записывать в свой толстенный коричневый блокнот, я поняла, что, конечно, сделала этим только хуже.
Выйдя из кабинета, я вернулась в нашу с девочками комнату. Примерно через полчаса кто-то забежал ко мне и позвал в коридор. Я вышла и услышала, как в соседнем фойе психиатр ожесточённо спорит с Ларисой Александровной. Постепенно мне стало ясно, что они обсуждают меня.
– Она просто девочка с богатым воображением, – убеждала врача Лариса Александровна.
– Это не просто богатое воображение, ей пятнадцать лет! Я вижу признаки шизофрении, продуктивная симптоматика налицо… – отвечал тот.
От страха у меня затряслись коленки. Я убежала обратно в комнату, упала на кровать и, накрывшись одеялом с головой, пролежала так до самой ночи.
По тому, что ни на следующий день, ни позднее больше ничего плохого не произошло, я поняла, что Лариса Александровна сумела меня отстоять. Но вот Беления с Лёмкой с того момента ко мне приходить перестали – у меня больше не получалось их представлять: каждый раз, когда я пыталась это сделать, у меня возникало чувство неправильности и патологичности происходящего и всё обрывалось.
Этих подробностей я тоже решила Ветру не рассказывать, ограничившись лишь описанием своих воображаемых подруг и наших с ними весёлых встреч.
– Да-а-а… – протянул он. – А что – очень даже выгодно иметь таких друзей: в любой момент свистнул – и они рядом, и в долг им давать не надо, а самое главное – они тебя точно никогда не предадут и никуда не исчезнут.
Последние слова Ветер произнёс с необычным нажимом в голосе. Я решила не заострять на этом внимания и продолжила рассказывать ему обо всём, что приходило в голову.
– А моя коллега Саша очень хочет выйти замуж. Я сегодня случайно затронула с ней эту тему, и она вся извелась. Не понимаю: что она видит в этом такого хорошего?
– Ну как же! – ответил Ветер, вскинув руки. – Это же целый социальный институт! Людям нужны подтверждения того, что всё, что происходит с ними в жизни, имеет хоть какую-то ценность. Поэтому они верят в социальные иерархии и государства, в то, что это очень важно – какая команда забила сколько голов в финальном матче и кто носит какие часы.
– И в брак?
– Конечно! Вот представь: жила ты вся такая бессмысленная, не знала, куда себя деть, чему себя посвятить, а потом – бац! Вышла замуж. И вмиг стала не какой-то там лохушкой неприкаянной, а женой! А это социальный статус. И родственники сразу довольны, что у тебя всё, как у людей, и ты больше не мучаешься никакими поисками себя, ибо твёрдо знаешь, что отныне твоё дело – это рожать борщи и варить детей! Ну или как там принято… И сразу же тебе становится легко и весело!
Мне от такого описания легко и весело ничуть не стало, но я решила не спорить.
– А военные, например, верят в то, что от того, сколько кому звёзд налепили на плечи, зависит, кто из них кому должен подчиняться. И эти взрослые люди, многие из которых даже считают себя вполне серьёзными, играют в такие игры, жизни этому посвящают! И выходит, что от чего-то, существующего лишь в коллективном воображении, зависят целые судьбы!..
Ветер сделал невероятно пафосное выражение лица. Я пожала плечами.