— Ой! — испуганно вскрикнула Майра и добавила: — А-а!
— Вы имеете в виду, что тот, кто стал причиной его падения, вызвал все… вызвал…
— Не исключено, — ответил Лейбен.
— Минуточку! — Сирил сдвинул брови. — Но он ведь упал. Значит, кто-то должен был… То есть ему необходимо споткнуться… или… ну, что там произошло… Ведь если он не упадет, прошлое же все переменится, верно? Ни войны, ни…
— Не исключено, — повторил Лейбен. — Но что произошло на самом деле, известно одному богу. Мне же известно только, что Джон Делгано и пространство вокруг него — наиболее нестабильный, невероятно высоко заряженный участок, какой только был на Земле, и, черт побери, я считаю, что ни в коем случае не следует совать в него палки.
— Да что вы, Лейбен! — К ним, улыбаясь, подошел альбертец. — Наша метелочка и комара не опрокинула бы. Это же всего только стеклянные мононити.
— Пыль из будущего, — проворчал Лейбен. — О чем она вам поведает? Что в будущем имеется пыль?
— Если бы мы могли добыть частичку штуки, зажатой в его руке!
— В руке? — переспросила Майра, а Сирил принялся лихорадочно перелистывать брошюру.
— Мы нацелили на нее анализатор, — альбертец понизил голос. — Спектроскоп. Мы знаем, там что-то есть. Или, во всяком случае, было. Но получить более или менее четкие результаты никак не удается. Оно сильно повреждено.
— Ну, когда в него тычут, пытаются его схватить… — проворчал Лейбен. — Вы…
— ДЕСЯТЬ МИНУТ! — прокричал распорядитель с мегафоном. — Займите свои места, сограждане и гости.
Покаяне расселись на нескольких скамьях, напевая древнюю молитву:
— Ми-зе-ри-кордия! Ора про нобис![1]
Нарастало напряжение. В большом шатре было жарко и очень душно. Рассыльный из канцелярии мэра ужом проскользнул сквозь толпу, знаками приглашая Лейбена и его гостей сесть в кресла для почетных приглашенных на втором ярусе с «лицевой» стороны. Прямо перед ними у ограды один из проповедников покаянно спорил с альбертцем за место, занятое анализатором: на него же возложена миссия заглянуть в глаза Нашего Джона!
— А он правда способен нас видеть? — спросила Майра у дяди.
— Ну-ка, поморгай! — сказал Лейбен. — И вообрази, что всякий раз, когда твои веки размыкаются, ты видишь уже другое. Морг-морг-морг — и лишь богу известно, сколько это уже длится.
— Ми-зе-ре-ре, пек-кави[2], - выводили покаяне, и вдруг пронзительно проржало сопрано: — Да мину-у-ует нас багрец гре-е-ха!
— По их верованиям, его кислородный индикатор стал красным потому, что указывает на состояние их душ! — засмеялся Лейбен. — Что же, их душам придется оставаться проклятыми еще довольно долго. Резервный кислород Джон Делгано расходует уже пятьсот лет… Точнее сказать, он еще будет оставаться на резерве грядущие наши пятьсот лет. Полсекунды его времени равняются нашему году. Звукозапись свидетельствует, что он все еще дышит более или менее нормально, а рассчитан резерв на двадцать минут. Иными словами, спасение они обретут где-нибудь около семисотого года, если, конечно, протянут так долго.
— ПЯТЬ МИНУТ! Занимайте свои места, сограждане и гости. Садитесь, пожалуйста, не мешайте смотреть другим. Садитесь, ребята!
— Тут сказано, что мы услышим его голос в переговорном устройстве, шепнул Сирил. — А вы знаете, что он говорит?
— Слышен практически только двадцатицикловый вой, — шепнул в ответ Лейбен. — Анализаторы выделили что-то вроде «эй» — обрывок древнего слова. Чтобы получить достаточно для перевода, понадобятся века.
— Какая-то весть?
— Кто знает? Может быть, конец какою-то распоряжения: скорей, сильней. Или просто возглас. Вариантов слишком много.
Шум в шатре замирал. Пухлый малыш у ограды захныкал, и мать посадила его к себе на колени. Стало слышно, как верующие бормочут молитвы и шелестят цветы — члены Святой Радости по ту сторону огороженного центра взяли их на изготовку.
— Почему мы не ставим по нему часы?
— Время не то. Он появляется по звездному.
— ОДНА МИНУТА!
Воцарилась глубокая тишина, оттеняемая лишь бормотанием молящихся. Где-то снаружи закудахтала курица. Голая земля внутри ограды выглядела совершенно обыкновенной. Серебристые нити анализатора над ней чуть колыхались от дыхания сотни человек. Было слышно, как тикает другой анализатор.
Одна долгая секунда сменяла другую, но ничего не происходило.