Довольная, находясь в отличном расположении духа и вынашивая грандиозные планы на завтрашний день, Яна вернулась домой уже сильно за полночь. Стащив из холодильника бутылку отцовского пива, пнув ни в чём неповинного кота и скинув из сумочки на свой компьютерный стол пару бургеров, приобретенных в ночном «Сталинском Макдаке» девушка заперлась в своей комнате. Щёлкнув пультом от телевизора и вырубив звук, Кошкина включив свой ноут, с головой залезла в городскую социальную сеть.
Прошло, наверное, от силы полчаса, когда в коридоре двери застрекотал входной звонок. Недоумевая: «Кто мог припереться в такое время?» Яна приоткрыв дверь, сгорая от любопытства, в щёлочку проследила за шаркающим тапками, хмурым отцом, который натягивая на ходу майку и тихо ругаясь, вышел в коридор. А затем сердце Кошкиной рухнуло в пятки.
«Доброй ночи Андрей Георгиевич. Милиция. Сержант Зорин, убойный отдел. Извините, что так поздно. - раздался за дверью мужской голос. - Ваша дочь, Яна Андреевна Кошкина дома?»
«Здравствуйте... - промямлил опешивший папа. - Н-не знаю. А что случилось?»
Из родительской спальни поправляя халатик, появилась мать и резко остановившись, побледнела, прикрыв рот ладонью.
«Случилось. Мы войдём?»
«Да... да. Конечно. - пролепетал отец пропуская в прихожую двух стройных, высоких мужчин в лёгкой пластиковой броне, которую носили в анклаве все стражи правопорядка вместо привычной полицейской формы, а также красивую женщину в строгом сером костюме с ярко-красной папкой в руках. - Так, что случилось то? Неужели что-то с Яночкой?»
«Помощник прокурора Верескова, Татьяна Ивановна. Ваша дочь подозревается в совершении уголовно наказуемого деяния. - скорее пропела нежели сказала женщина показывая родителям служебное удостоверение. - В результате её действий пострадало несколько человек, один из них находится в больнице в критическом состоянии. Вот ордер на арест, подписанный прокурором».
«Но как? Как же так... Не может быть! Моя Яночка никогда бы... Но она же несовершеннолетняя! - дрожащими руками обычно такой спокойный отец взял бумагу, а затем, повернувшись к двери в её комнату, крикнул высоким, срывающимся голосом. - Я-я-я-яна-а-а-а!»
Под звуки своего имени девушка с громким хлопком, ознаменовавшим конец её прошлой, вообще-то не такой уж и плохой жизни, закрыла дверь и привалившись к ней спиной, дрожа всем телом зажмурилась. Вмиг ставшие ватными ноги подкосились. С беззвучным стоном Яна обхватив голову руками, сползла на пол, слушая как гремят по дорогому, лакированному паркету каблучки женщины в сером, с каждым шагом приближаясь к её хрупкому укрытию.
* * *
Яна вздохнула. Сейчас, спустя почти четыре года, лёжа пластиковым нагрудником, надетым поверх бронежилета и утеплённого пальто с ватной подбивкой, на сочной, ярко зелёной траве. Чувствуя как в бок упирается рукоять лёгкого пистолет-пулемёта «Кедр» и ощущая вес военно-медицинского рюкзачка на спине, девушка в который раз поразилась насколько глупым, безрассудным и эгоистичным ребёнком она попала в мир Беты.
Той злополучной ночью, тогда ещё милиция, оперативно повязала всю их компанию. Кто-то отделался выговором и исправительными работами, некоторые из ребят получили условные сроки, а на Яну повесили непреднамеренное убийство. Собственно новые друзья сдали её, в едином порыве засвидетельствовав, что именно она стреляла по монорельсовому поезду. Хозяин пневматики вообще доказывал, что пистолет она взяла без его на то ведома, но следователи быстро вывели его на чистую воду.
Хотя в чём-то Кошкиной всё же повезло. Находись она в метрополии, в мире «Альфа» к моменту суда ей уже исполнилось бы восемнадцать лет. Её ждала колония-поселение, а может быть, что и похуже. Но в анклаве действовали немного другие законы.
Вместо тюрьмы или колонии приговор юной преступнице был суров и лаконичен. Отчисление из гражданского высшего учебного заведения, год в исправительном лагере для трудных подростков, по окончании которого зачисление на военную или альтернативную службу по решению судебной медкомиссии сроком на пятнадцать лет.
Почему эти воспоминания нахлынули именно сейчас? Трудно сказать. Яна поправила капюшон и немного приспустила вязаный шарф-воротник, чтобы он не закрывал ей нос. Может быть потому, что не случись всего этого, она никогда бы не попала в военную академию, не встретила бы Павла и не прошла на курсы полевого медика, чтобы оказаться с ним в одном патрульном отряде.
Из «плавильни», как называли обитатели исправительное заведение, Кошкина вышла настоящей пай-девочкой. Вообще, это место напоминало скорее пионерский лагерь или какую ни будь особо продвинутую норвежскую тюрьму, нежели российское пенитенциарное учреждение. Никаких тебе решёток, заборов или колючей проволоки. Улыбчивый персонал, ничем даже отдалённо не напоминавший тюремщиков и расписание занятий, не оставляющее юным преступникам времени задумываться над тем, как глубоко врезают в их черепную коробку специалисты в белоснежных халатах.