— А мы думали, будет что-то новое, — и сразу провела самому Врангелю бросок с Переворотом.
— Не ожидал, — только и сказал Вра, и опять встал напротив.
Глава 56
Дыбенка предложил сразиться Амеру-Нази:
— Как инвалид с инвалидом, — но посол Метрополя попытался отказаться:
— У тебя что болит?
— Уже ничего почти! — почти радостно сообщил Дыб.
— Что значит: поч-ти?
— Ну-у, жив пока, но думаю, осталось уже недолго мучиться.
— А у меня, извини, нет одной ноги, так что прошу фору.
— А именно?
— Можно, я сначала ударю тебя костылем по чему уж там оставшемуся попаду?
— Нэт!
— Ч-что-то ви сказаль? Р-л-р-л-ль, — даже замурлыкал Дыбенко, подражая в этом стиле именно Амер-Нази.
— Ты дразнишься? — спросил Амер.
— Посмотри вокруг себя. И Амер понял, что попугай сидит на его плече. Где прятался?
Неизвестно.
— Попугай здесь, — обрадовался на всякий случай Амер. Хотя внутри ощутил пустоту. Вас из дас?
— Это значит, что у тебя, мил человек, больше нет своей души, я купил ее прямо на переправе в Аиде у самого Харона.
— Он не возьмет меньше, чем Бриллиант Сириус за душу еще чуть-чуть живого человека, — сказал Амер-Нази. — Разве он у тебя был?
— Я отдал поддельный.
— И Харон поверил?
— Да, он привык доверять людям, ибо:
— Мертвые не обманывают.
— Я еще жив.
— Твоя жизнь уже принадлежит мне, — сказал Эспи, и я продал ее, как фьючер, из будущего. И эта Парочка начала избивать Дыбенко. Но только до тех пор, пока он не вспомнил, что является матросом Балтфлота, и рванул тельняшку на груди.
— Дэмет! — рявкнул он, после того, как оба противника отлетели под восьмиместные столы после удара — По Пяткам. Дыб пошел к бару, чтобы налить себе:
— Что-нибудь покрепче. — У него и мысли не было, что Фрай тоже здесь, и может попасться на глаза в самый неподходящий моментум.
— Да нет, не может быть, не всем же, как говорится в рай, ибо грехи не пускают. — И. И пролил свой молт, ибо просил он — правда еще только в уме — именно шотландский виски молт. Чтобы да, но получше, и именно это он услышал из-за стойки:
— Чтобы да, но получше. — Это был Фрай, только высокий, как будто ходил по бару на ходулях. — Хочешь посмотреть, почему я такой длинный, как немецкий канцлер Фридрих Великий, посмотри! И когда Дыбенко заглянул и тут же от ужаса потерял голову, Фрай отделил ее от ее же основания большим ножом мясника, который принес сюда, скорее всего, Мишка Япончик, чтобы кушать не только пончики, посыпанные сахарной пудрой, но хорошо ветчинку под кофе с молоком. Где сам Мишка? — Дыбенка заглянул за стойку, но только еще остававшейся в теле душой, которая живет долго — девять дней после События Смерти, а глаза — как неправильно верит народ три дня. Глаза видят на самом деле только один день после того, как логически становится невозможно. Фрай тоже нарезал шею Дыба, как ветчину, но не на несколько удобных для потребления кружков, а только пополам, ибо не есть же он ее на самом деле собирался. Просто так нож был настроен. На полу вместо деревянной решетки, спасавшей барменов от проливавшегося во время интенсивной работы вечером в уикенд вина, пива и соков — валялось тело Дэна, по которому и бродил пьяный — как обычно бывает пьян Пьяный Мастер Фрай. Где Беня — спрашиваешь? И Фрай указал глазам Дыбенки на сидящего, как на похоронах Беню — Мишку Япончика. Узас-с-с! Был бы ужас — все бы разбежались, но бой, как у Гомера, несмотря на копье, пронзившее голову вашего товарища по забехгу:
— Продолжался. — Более того, убитый Патрокл только возобновил бой, а не закончил. Правда, кто здесь Патрокл? Может и есть, но вряд ли здесь, в Ритце. Ибо кто может отомстить за Дыба, Дэна и Мишку Япончика? Тут уже бились не музыканты из Киннера с гитарой с парламентерами Метрополя и его древними обитателями, а можно сказать, шла резня:
— На полное поражение, — чего не ожидали не только Дэн, Дроздовский, Чапаев, Мишка Япончик и Сонька Золотая Ручка в Метрополе, но парламентеры Камергерша и Амер-Низи-Тро-Троцкий.
— От кого защищаться? — подумала Камергерша, — от пришельцев — и между прочим, в два этапа, сначала она пришла с Троцким потом появились, как привидения, Эсти и Фрай? — В эти пришельцы она включала и саму себя, как подневольную царицу Савскую, которой потом и достались все дары. Сбудется ли на этот раз предсказание? А где сам Предсказатель? Он не дрался, а сидел даже не сцене за барабанной установкой, и не дул, как Козел Марсий в саксофон, не играл на фортепьянах, и даже не исполнял ни ритм, ни соло на своей гитаре, а:
— Опять пил и ел все за тем же столом, где все так дружно начинали этот — как думали почти все — праздничный ужин и обед вместе взятые.
— Да-а, сюда бы Аполлона, — подумал Врангель, понимая, что:
— Так можно и не справиться с восставшей Троей. — Ибо мало ли что мы За, а за кого боги? — вот в чем вопрос. И сей Одиссей прицелился в попугая на плече Троцкого, но пробил ему только крыло, из-за чего рассерженный Эсти рявкнул, указывая уцелевшим перстом на Врангеля:
— Его надо кончать, и немедленно. Сквозь ряды сломанных столов и стульев, продираясь через дерущиеся парочки, они двигались, как бронепоезд к Врангелю, прижатому к входу в кухню — или в банкетный зал: на выбор.
— Беги! — крикнула ему Камергерша, наконец узнавшая его, — я тебя прикрою, — и пошла прямо на этого двойного человека-монстра Эспи и Тро вместе взятых. Но ее опередила Сонька:
— Мне смешно, ребята, что вы не можете справиться с одноногим бандитом, — и провела Амеру Левый Боковой, думала он зацепится опорной ногой за стоящий рядом четырехместный стол, и грохнется, как одна немка с высокого дерева после категорического отказа на простую просьбу:
— Слезай, я тебе говорю, — прямо в море. Хотя какое море, даже Волга и та была отсюда очень далеко. Попугай после Сонькиного удара перелетел на другое плечо, и Амер, несмотря на перевес именно на этом плече — не упал, а наоборот:
— Даже стал выше ростом, и как будто съездил, наконец, в Израиль, где делают, говорят, почти настоящие ноги, а не только зубы. Они вдвоем схватили Соньку — один за горло, другой за талию, да так, что затрещали кости, и через несколько минут отбросили, как сломанную тряпичную куклу Принцессы Елены. Но не Сонька была мамой Елены, дочери Батьки Махно, а Аги. Сонька Золотая Ручка была первой — почти — женой Махно, и после прихода Аги, попросила оставить ее:
— Хотя бы куклой при маленькой девочке Елене, которую считала своей дочерью. — Вот такая запутанная история. Не буду же я на каждом шагу говорить, что:
— Знаю всё. — Логично. Тем не менее, на защиту Врангеля-Одиссея пошел Дроздовский, и на этот раз опередив Камергершу. Он ударил по второй ноге Тро, а потом рассек его сверху на две симметричные половинки — но уже обе безногие. Попугай успел взлететь на высокую люстру, почти под потолком. Но и здесь Дрозд отличился, он бросил свой меч — которым, правда, здесь неизвестно что делали — может просто полы скоблили на кухне или в мясном складе — от попугая полетели пух и перья, но он смог взлететь еще выше, но потом все-таки сорвался, полетел вниз, кувыркаясь:
— Голова — ноги, ноги — голова, и опять наоборот, так, что даже Дроздовский промахнулся, сверкнул косарем на уровне своих глаз.
— Где эта падла? — спросил он, оглядываясь по сторонам. Но попугай, как сквозь землю провалился.
Далее Эспи убивает Фрая.
Дроздовский подошел сзади к Распутину, сидевшему как раз за соседним столом, и уже не так интенсивно ел и пил, и — значит очевидно:
— Искал телку, которая бы сама набросилась на него, — и закрыл ему глаза.
— Ну, чаво, чаво, здесь хошь, или пойдем в банкетный зал? А уж захочется как некоторым:
— Погорячей, — пройдем… — он не договорил, так как Дроздовкий сам за него закончил хриплым голосом Камергерши:
— В номера.