— Побегать немного вокруг, чтобы рассеять дымный туман, скопившийся на Месте Встречи — не вовремя. И снял всю диспозицию. Никто и не пикнул в надежде на новые костюмы Адидас и Монтана, которые привезут в следующий раз наблюдатели, по их словам:
— Для доблестных штурмовиков Царицына.
— А сейчас, что? — спросил дотошный Ленька Пантелеев.
— Тушенка из китайцев, простите оговорилась, просто:
— Из Китая, сгущенка из этого, как его?
— Из Польши, что ли? — спросила Аги.
— Нет, из Польши хорошие кисло-сладкие яблоки, а это из этой, как ее?
— Не смотри на меня, я не знаю, — ответил Пархоменко.
— Из Белоруссии? — спросил тоже заинтересовавшийся Махно.
— Вот? Та не, вот Пархоменко — офицер ее Величества сказал уже, повтори, милый друг, а то я опять забыла эту связь с Джеймсом Куком.
— Я не знаю, — Парик от волнения даже сменил кинокамеру на простую — хотя и цветную — фотографию.
— А вот теперь вспомнила, — принцесса британская засмеялась, и добавила:
— Как в древности надо записывать: то сено, сё — солома.
— Так какой же будет ваш окончательный ответ? — уже с подозрением воскликнула Ника Ович.
— А вы не слышали?
— Нет, нет и нет, — раздались уже не шутку разволновавшиеся аборигены.
— Не-зна-ю.
— Вы переведите по-человечески, — взмолился сам Батька Махно, поняв, что может оказаться:
— Нажил трех-четырех жен, если не считать остальных, — а понять заветных слов Джеймса Кука не в состоянии. У некоторых даже мелькнула тоже заветная мысль:
— Неужели одного из парламентеров — представителей можно будет съесть? — Так сказать:
— Не знаю, не знаю, а товар-то на самом деле представлен прямо здесь лицом. И только еще волновала мысль:
— Кого? Его или ее? — Так сразу не скажешь, что лучше. Подумаешь одно, а может оказаться, что лучше бы было другое.
В конце концов, Маргарита и сама испугалась, что да, додумаются, как те доисторические аборигены времен Джеймса Кука, и съедят, не разобравшись до конца, что:
— На самом деле: не надо было. И. И, присев на корточки, нарисовала на песке два острова в океане, где:
— Да, друзья мои, тоже живут люди. Но, продолжала она, когда их спрашивали, возвращавшихся с рыбалки:
— Ты с какого острова, с первого, али со второго…
— Ну, как про номера интернационала, — вставил Пархоменко.
— Продолжаю, несмотря на неуместное вмешательство киномеханика:
— Не знаю. Народ безмолвствовал так как был в шоке, ибо:
— Не расписываться же в собственной невменяемости? — И отпустил их с богом, видя, что зелено-желтые мешки с этим Не Знаю остаются у них. Махно улыбнулся и хлопнул себя ладошкой по лбу, как Ньютон, увидевший, что сверху к нему летит яблоко:
— Щас пойму зачем. — И понял!
— Это кенгуру. Что тут началось, и песни про грядущую победу, типа:
— Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону, — и:
— Всем по форме к бою снаряжен, собирался с голодухи штурмовать царицинский бастион. — Теперь, как говорится: обождет. Начали заключать пари:
— Что это? — живые эти поросята кенгуру, или уже закатанные в консервные банки, как наши бычки в томате. В результате.
— В результате, я назначаю штурм Царицына на четыре утра сегодня! — рявкнула Ника Ович, да так зло, что Аги, бывший командир Заград ее отряда, не стала даже вмешиваться. Ибо.
— Ибо, да, друзья мои, под видом Не знаю принцесса Савская, как обозвал ее Ленька Пантелеев, приперла вместе со своим — скорее всего очередным любовником — просто-напросто местную, с Волги:
— Волбу — дефицитный товар в пивных барах будущего, но здесь и сейчас уже надоевший хуже горькой редьки.
— Вот вам и Не знаю, вот вам и наше рабоче-крестьянское любопытство, англичане покупают нашу любовь и дружбу за нашу же исконную воблу, и теперь за файф о клок чаем из самой Индии, или даже из той же Австралии, где много-много этих диких НеЗнаю, будут разглагольствовать о:
— Не знаю даже какой феноменальной доверчивости наших местных:
— Ни хрена не знаю. Есть не стали, ибо как сообщил Батька Махно и Ника Ович:
— Воды нет из-за отрезанной от наших коммуникаций Волги, а есть только спирт, цистерна закопана за надежным бугром, а это сорвет не только планы Царицына:
— Разгромить нас на нашей же территории, но и наши планы:
— Взять Царицын. И голодные цепи. Угрюмо выйдя из тумана, побежали к городу.
— Вон они, — только и ахнул Котовский. А Елена даже обрадовалась:
— Дождались, наконец голубчиков.
Далее, гранатометы вместо пушек вынесены за ворота города.
Все бежали и только ждали, когда начнется артподготовка. Ленька даже поспорил с Никой, что первым услышит, как Камергерша — он до сих пор думал, что крепостью командует Камергерша, что значит оставить разведку заниматься любым сексодромом, кроме ее прямой работы узнавать, что сейчас есть и пьет противник, и делает ли это вообще систематически:
— Подсматривать за ними надо, а не самим только этим и заниматься, — говорила и Ника Ович, и добавляла:
— Вы на нас не смотрите, нам можно, а вам нельзя. — Никто не мог понять почему, как говорил Пушкин, и торговал маркитантками, как его предки землей. В результате первая атака захлебнулась, ибо Котовский и Елена Прекрасная кинули жребий, и вышло ей идти на Вы. А именно, Елена вышла за ворота крепости с отрядом гранатометчиков, и устроила, как выразился один из них:
— Облаву на лис. — Хотя каких лис — не ясно, потому что цепи шли открыто даже без броневиков и танков, одна инфантерия.
— Зачем это сделано? — задала себе вопрос Елена, — непонятно. Но не стала заморачиваться, и расстреляла и первую, и вторую, и третью шеренги голодных махновцев и других — не знаю уж, как их и назвать.
— Что это было? — спросил в испуге Ника Ович, загоравшая во время этой атаки, как резерв на своем броневике. — Чего вы испугались, это были не настоящие фаустпатроны, а древние кидалы.
— Чем они отличаются, просвети, — спросил уцелевший во всех трех атаках парень.
— А тебе отвечу, — как говорится, но и ты ответь сначала мне: — Почему ты уцелел в целых трех штурмах?
— Дак.
— Вот тебе и Дак, взять его подстражу!
— Нет, нет, я сейчас объясню: я подныривал под них.
— Так вот именно, друзья мои, подныривать надо под эти гранатометные снаряды, так как летят они не по прямой, а сверху вниз. Отпустите его, он щас возьмет Царицын, дайте ему роту, дайте ему взвод.
— Не надо, я один возьму.
— Серьезно?
— Да нет, шутка, конечно. А впрочем, извольте, дайте мне только премию заранее.
— Чего ты хочешь? — спросил, подходя Ленька Пантелеев.
— Две больших бутылки кока-колы — раз, костюм монтана или адидас.
— Два, — Ленька загнул на всякий случай палец, чтобы в случае, если попросит много, не дать больше десяти. А как? Пальцев-то у меня на руке только десять, дальше сосчитать не могу.
— Большой хлеб и большой круглый сыр — три.
— Хлеб и сыр заодно, что ли считаем? — спросил Ленька, повернувшись к Нике, сидящей на броневике. Броневики и танки пока не трогали, так как понимали:
— Даже при большом желании вернуться назад не удастся:
— Керосин-то кончился. — Только на один конец осталось. Конечно, тут бы как раз можно сказать, что:
— Лошади лучше, — но только не в броне-танковом дивизионе.
— Пусть будет всё вместе, как три, — сказала Ника, — на счастье.
И парень прошел, а точнее, пробежал в город под взрывами гранат.
Елена была разочарована:
— Столько снарядов было израсходовано по одному легионеру, так не делается. — И сама решила догнать его. Но парень быстро залез на крепостную стену С Той Стороны — ворота давно были открыты настежь, и не только потому, что не нашлось достойных охранников, какими были Лева Задов и Мишка Япончик, но и имело смысл заманить их сюда, как удава в стеклянную клетку, уверенного на все сто почти, что: