Василий Иванович опять поймал Нику на прием, Боковую Подножку, и лег на нее так плотно, как будто они были только вдвоем в молодом сосновом лесу.
— Чё?
— Тижало.
— Дыши глубже.
— Не могу, ты меня придавил.
— И не просто так.
— А как?
— Это удержание.
— Ты тупой, как крутой берег реки Урал, — сказала, пытаясь пошевелить большими грудями, Ника Ович.
— Почему?
— Не почему, а потому, что это бокс, а не Дзю До.
— Ты уверена?
— Нет. Уже нет.
— Тогда буду держать тебя пока не встанет.
— Что? Что ты сказал?
— Прости, я оговорился. Пока судья не поставит в стойку. Тут подошел судья — а это уже был Лева Задов — и сказал, что в боксе держать на полу никого не надо. — И, подождав немного, пока Василий Иванович поймет, что от него требуется, рявкнул:
— Вста-а-а-ть-ть-ь-ь!
— Встал, — правду ответил Василий Иванович.
— Встал? — Лева почесал затылок, и добавил: — Не вижу. И тогда Васька показал. А Лёва не нашелся спросить что-нибудь другое, кроме:
— Сколько?
— Двенадцать и две.
— Ничего уже не понимаю, — сказал Лева, — это в дюймах, или в секундах, которые ты ее держал?
— Если ты так интересуешься цифрами, отвечу точно:
— Двенадцать и две десятых плюс девять в периоде, а также, если уж я кого держу, то не меньше, чем Бальзак, а он, как и ты должен бы знать, держал их от девяти дней или пока они не понимали, что он:
— Муж, и муж на Дэ, что значит: Благородный.
— Судью на мыло! — закричали с галерки, — он ни хрена не понимает в бойбе и боксе.
— Бардак! — крикнула со своего места в первом ряду Кали. Она и так-то была влюблена в Ваську, а теперь поняла: очень.
— Очень?
— Очень, очень. К ней еще на Югах клеился один матрос под два метра ростом, Дыбенка, теперь поняла:
— Этот лучче. — Хотя и молод. Она неутерпела и сама полезла на ринг, в падении ударила Задова по пяткам, что он чуть не проломил своей большой волосатой головой пол, потом полезла на Нику Ович, которая уже встала на колени, и поэтому смогла легко поднять Кали, как штангу:
— На вытянутые руки. — И… и бросила ее туда, через канаты в зрительный зал.
— Иди, сука, откуда пришла, — сказала Ника, и хотела еще что-то добавить, но поняла, что за что-то зацепилась волосами. И, так и не поняв, тоже полетела вслед за Кали, которая, как оказалось:
— И держала ее за волосы. — Крепко, крепко. Вот так, неверное, и Барон Мюнхгаузен не сам себя вытащил из болота, а его кто-то вырвал оттуда, крепко взявшись предварительно за его густые вьющиеся еще волосы. По сути Ника была пушкой, а Кали ее ядром, за которое уцепилась Ника. В данном случае, наоборот. Василий запрыгал на ринге, как победитель с высокоподнятыми руками. Амер-Нази предложил судьям подумать:
— Присуждать ли ему на самом деле победу?
— Нет.
— Да.
— Нет, потому что больше никого нет на ринге, — сказала Агафья Учительница.
— Нет, — тоже сказал второй справа судья, — потому что никого нет на ринге.
— У вас нет своего мнения? — спросил Нази.
— Я высказал противоположное мнение, — сказал этот парень, представившийся Одиссем. — Или я оговорился? Да, да, конечно, я имел в виду, нет, по отношению к ее нет, что Василий не является победителем, и следовательно:
— Нет, но да.
— Понятно, — просто ответил Нази. — Но теперь мне нечего сказать.
— Так и не надо, — сказала Училка, — усё идет своим чередом.
— Я согласен, — сказал второй, — скоро всё прояснится, ибо не может продолжаться вечно. Почему? Потому что: ничто не вечно.
— Да, но. Да, но народ требует зрелищ.
— Может отпустить пока всех в буфет? — сказала Агафья.
— Только оттуда, — сказал Нази.
— Тогда, давайте, я выйду, — сказал Одиссей.
— Вы судья — нельзя, — сказала Агафья, — лучше уж тогда я выйду.
У меня и форма есть.
— А вы не судья?
— Ну-у, я так, я могу найти себе подмену. Кстати, я не спросила: сколько приз за первое место?
— Ну-у, — тоже сказал Нази, — до первого места еще далеко, можно сказать, как раком до неба. Между тем, Ника Ович и Кали продолжили бой за рингом, прямо в проходе между креслами.
— Только дайте мне кто-нибудь перчатки! — крикнула Кали. И дали, сама Ника, сняла правую отдала ей, предварительно, предложив одному зрителю помочь ей, как она выразилась:
— Развязать шнурки. — И тут же провела левый боковой. Кали хотела ответить, но не смогла — промазала, так как получила правую перчатку, а была левшой, как Ника Ович.
— Давайте будем считать, что бой ведется в Свободном Стиле, — сказал главный судья Амер-Нази, — тогда не придется останавливать бой, у нас э-э…
— Где? — усмехнувшись спросила Агафья Учительница. Одиссей промолчал, думал, что так дольше никто не поймет, кто он такой. Хотя и так все уже предполагали, что из разведки Белых. Но сомневались, а сомневающийся — считай уже и не знает ничего. Почему?
Потому что думали:
— Зачем Белым шпион, если здесь и так, как сказал Лева Задов, сопровождавший Нику Ович:
— Их есть у меня. — В переводе на Русский Обычный:
— А разве другие Белые не шпионы, разве война еще не объявлена? — Но в том-то и дело, что многие считали, что, да, еще неизвестно, будет ли война Между Белыми и Зелеными. И следовательно, думали, что ставки:
— На Царицын, — или:
— Оборона Царицына, — это только предварительная договоренность в случае начала войны. Но! Но не Некоторые знали, что война была объявлена еще на Альфе Центавра, и она, значит, не только будет, а уже идет. И еще одна война, междоусобная, уже шла, а некоторые считали, что она только должна еще начаться, точнее:
— Может начаться. Хотя тоже было известно, что она идет. Это война между Майно и Волхвом. Вильям Фрей пока что был в тени, а именно:
— Стоял за спиной Василия Ивановича в качестве секунданта. Амер-Нази не считал себя человеком Волхва, он решил воевать самостоятельно, но воевать. Вопрос, что поставить против Бриллианта Сириус, брошенного ему в лицо Майно. Сибирь? Далеко, да и так уже некоторые считают ее своей. Говорят, Волхв продал ее Инопланетянам за право жить честно и благородно, имеется в виду:
— Без неизбежной войны с пришельцами Альфы. Что собственно у меня есть?
Между тем бой начался снова. Хотя, как Продолжение, потому что Василию было засчитано полпобеды, Вазари. Ибо было принято решение:
— Дзюдо, — но в боксерских перчатках.
— По настоятельной просьбе зеленой, в том смысле, что красной стороны.
— Странно, — сказал Василий Иванович, — ведь я люблю Дзюдо.
— А тоже, — ответила Ника Ович. — Но, — она постучала перчаткой по канату, — им не объяснишь.
— Хорошо, что пока не разрешают бить ногами, — сказала со смехом Агафья за судейским столом, и хлопнула по спине Амер-Нази. Он только подумал:
— Она, чё, в натуре, клеится? — Он уже успел собрать о ней информацию, сидя за столом. Хотя, возможно, она недовольна его поведением. Надо узнать:
— Рада, что из жен перешла в отряд телохранительниц, или наоборот? Он повторил вслух слово Телохранительница:
— Может она решила грохнуть его за измену в решающий момент? — Что-то мне знакомое, так-так. Где это было, Ромео и Джульетта?
Тристан и Изольда? Король Артур и Гвиневера? Надо подумать. И кстати, есть ли у меня заместитель, хотя бы по культуре. Надо найти.
— Первый раунд! — гаркнула красивая и очень сексуальная девушка, появившись, как Deus es machine на ринге.
— Мы заказывали? — спросил он у Одиссея, но тот только что-то промычал. — Тоже, скорее всего, засланный казачок, — подумал Нази, ибо нормальные местные люди должны разговаривать.
— У нас за это заплачено? — спросила и Агафья, как будто не слышала, что Амер-Нази сам ничего не знает. Но он ответил:
— Наверно, если она вышла, так бы, кто полез в одном купальнике на всеобщее обозрение, тем более мне показалось, — он поправил пенсне, хотя оно было с обычными стеклами: для понта, — кажется она была без лифчика, нет? Все промолчали, так как, да, видели, но почему-то — сами не знают почему — посчитали это нормальным явлением, как на нудистском пляже.