— А если не добрые всё равно открывайте, — добавил Эсти.
— Ща-ас-с! — крикнула со стены Кали. А рядом с ней в таком же древнем костюме стояла Ника Ович, которая появилась в конце соревнований, за право наступать или оборонять город Царицын, как киллер с автоматом Томсона на дне рождения Чарли Зубочистки, впрочем, скорее всего, это был день рождения ММ — Маленького Наполеона, как Отец Гамлета у Шекспира, желая предупредить Гамлета, что Царицын — это ловушка для дураков. В том смысле, что лучше:
— Никому не верь. К счастью, и Щепка была здесь, а ведь и ее не хотели пускать, несмотря на то, что это она и обеспечила им счастливую и безбедную жизнь в городе, если предположить, что плохого конца не будет, что этот город Царь не падет, как Троя, или пресловутый Иерихон. Печально было то, что несправедливость тоже взяла свою долю из счастья Щепки, победившей, можно сказать, богиню войны Афину Палладу, по древнерусскому имени Фекла, или не менее древнему имени жены князя Игоря — Ольга. А именно:
— Дэн, ее названный мужем жених попал в лагерь штурмующих город инопланетян. Это не я сказал. Ибо даже Щепка била себя в большую грудь — так она считала — и доказывала:
— Это я еврей! — В том смысле, что точно прилетела с этой Альфы и ее Центавры. И следовательно, логично считать наоборот:
— Инопланетяне в городе, а штурмуют его Зеленые, или если им так нравится, пусть говорят, что они Красные. Она даже, в конце концов согласилась, но тогда Фрай кивнул Нази, чтобы выдвинул решающий аргумент:
— В нашу пользу. — А именно:
— Придется расстаться и с подругой Кали, и с:
— Остальными ее любовниками. Щепка на радостях от своей легендарной победы Давида над Голиафом хотя и забыла, сколько у нее было на счету любовников:
— До этого, — решила не терять то, что было приобретено, скорее всего, с большим трудом, согласилась остаться в городе на правах простой похищенной Варварами Елены. В данном конкретном случае:
— Ан, — или по земному Анна. А со своим Парисом, больше похожим не на Париса, а на простого англичанина Черчилля с приличным животом, личной ванной, коробкой кубинский сигар Фидель, двумя ящиками — не меньше — французского Коньяка Nine и четырьмя — не больше — армянского Двин. Ибо, ибо армянский, как ни странно, стоил дороже, а Чер думал дешевле, и поэтому пил его когда надо и когда не надо.
— Мне нужен один, — сказала, поднявшись к самым в виде ласточкина гнезда, как в Коде Войнича, зубцам крепости Щепка, и добавила: — Второго убейте. Впрочем, впустите обоих, а то я знаю, точнее, просто боюсь, вы убьете как раз не того, кто мне мог бы понравиться.
— Или наоборот, — сказала Ника Ович.
— Да, вот именно, или наоборот, — согласилась похищенная из инопланетян Артистка Щепка. Между прочим, ни Ника Ович, ни Коллонтай не хотели пускать в крепость лишних мужиков, так как у этой крепости под названием Царицын еще не было своего Приама. Да, вот так:
— Многие хотели, но из-за слишком большой конкуренции, пока что это место никому не досталось. Гектором был Пархоменко, который чуть не сбросил со стены за это Котовского. Хотя тот согласен был быть:
— Даже на подмене. Не можешь же ты и днем и ночью их трахать, — Котовский кивнул на Кали и Щепку.
— Нет, а при чем здесь это? — возмутились дамы, и вообще выгнали Кота, как сказала Коллонтай:
— На пыльную и дождливую улицу к привычным к этому инопланетянам. Хотя и задумались:
— Нет, а действительно, одного Гектора нам будет мало.
— Будем делать вылазки и брать в плен заложников, — сказала Ника.
— Да, да, так делали все, кто жил раньше на острове Лесбос. К счастью здесь был Василий Иванович, он обнял свою Кали, и констатировал, что:
— Здесь никаких Лесбосов не будет, будем жить прилично, как все.
— То есть, как очень немногие, — добавила Щепка.
— Вы должны доказать, что способны быть защитниками крепости! — крикнул Василий Иванович, — ибо просто так здесь делать нечего.
— Ты вот так разбирайся с ними, — сказала Кали, а мы пойдем пока в кабак поедим.
— А я?
— Небось, небось, я позже с тобой расплачусь.
— Когда, ночью? Это долго.
— Зайдешь после ужина в подсобку, я там тебя и трахну, — улыбнулась Кали.
— Нет, нет, нет, никаких трахну, ибо, ибо…
— Запиши свою просьбу на бумаге, и подашь мне после обеда.
— Я не умею писать.
— Ну, вот когда научишься, тогда и приходи.
— Нет, я так-то умею.
— Почему сказал, что нэ умеешь?
— Я хотел написать красиво.
— Ладно, сделаю тебе скидку: скажешь просто своими словами, но дрожащим голосом, окей?
— Надо подумать.
— Думай. И они ушли.
— Ну чё стоим? Начали, начали.
— Чё начали, ми не поняли? — сказал Эсти.
— Ты расскажи подробно своими словами, мил человек, о чем нам говорить, — попросил Вара.
— Все просто, дети мои, — сказал Василий Иванович, и закурил трубку. — Пароль?
— Спросите, пожалуйста, поточнее, — крикнул Вара.
— Да, уточните, пожалуйста, что ви имеете в виду пароли или все-таки уже пароли-пе? — высказался Эсти.
— Хотите сыграть в карты? А… это… не лучше ли будет, если вы просто набьете друг другу морду?
— Зачем?
— Будет ясно, кто из вас умеет сражаться, кто так только: погулять вышел. Не бойтесь, я все равно пущу обоих.
— В чем тогда разница? — спросил Эсти.
— Кто победит, того будем кормить, как потенциального бойца, готовящегося на убой.
— А я? — спросил Вара, как будто уже был уверен, что проиграет. — Нет, я просто на всякий случай, ибо даже я могу выиграть, не правда ли, Эст? — и так хлопнул напарника по плечу, что из него пошла пыль и поднялась туча моли.
— Вот из ит? — повторил Василий часто слышимые им слова то от Кали, то от Щепки.
— Дело в том, что мы долго шли по заснеженной холодной тайте, а когда попали сюда, она вылупилась из яиц и появилась, — Эсти показал на вьющуюся на ним мошкару, но с крыльями, как у моли.
— Скорее всего, — резюмировал Василий, — от близости большой реки.
— Здесь есть река?
— Как будто вы не видели.
— Не видели.
— Значит, поздно пришли, уже утекла. Не могу я вас пропустить, друзья, — добавил Василий, — вы драться не можете, и ума мало, не знаете такой простой вещи, что реки:
— Текут долго, — а ведь это элементарно.
— Смилуйся, мил человек, — сказал со слезами на глазах Эст, — мы долго сидели в тюрьме…
— Даже в разных тюрьмах, — вставил и Вар.
— И забыли даже то, что никогда не знали.
— Хорошо, я сейчас спущусь к вам, сыграем в карты. Давай, давай, обрадовались ребята.
— Я сыграю, — сказал Эст, — а ты разведи костер и пожарь мяса на решетке или на вертеле.
— Лучше на вертелах, шашлыки. И знаешь почему?
— Почему?
— Проще.
— Окей, жарь.
— Давай мяса.
— Сейчас мы у него спросим, — Эст кивнул на приближающего Василия Ивановича. А он ответил:
— Надо было сразу сказать. Теперь пусть он, Вара, идет и попросит мяса у заправляющей пока что этим городом Елены Прекрасной.
— Как ее настоящее имя? — спросил Вара.
— Сам узнаешь. Гонец ушел, а Эст предложил:
— В покер?
— В девятку.
— Может, кинем камни? — Эсти подбросил на сгорбленной ладони два кубика — белый и зеленый.
— Зачем?
— Я хочу в покер, недавно научился, мне понравилось.
— Когда недавно, в церковно-приходской школе еще только? Впрочем, давай, попробую проиграть.
— Никогда не проигрывал, что ли?
— Никогда.
— Тогда и я сделаю тебе подарок: сыграем на проигрыш.
— Как это? Значит, играть будем без блефа?
— Да, нельзя бросать карты, если даже у вас меньше, чем у противника, но вы в себе уверены: он бросит.
— Противоречие получается.
— Нет, ибо он в себе не уверен.
— Отлично, давай.
Они играли уже два часа, когда пришел Вара с мясом и большой оплетенной бутылью красного сухого вина.
— Ты че такой? — спросил Эст, разглядывая свои карты, как будто никак не мог сосчитать: скока да скока будет скока.