— Чем отделается? — переспросила и глупо захлопала ресничками.
— Телесными наказаниями. Я могу представить твою реакцию, но ты должна знать об этом, потому что будешь присутствовать. Малейшая провинность наказывается. А выказывать мне и тебе неуважение подобно вынесению смертельного приговора.
— Демьян, это ведь я протянула руку. Я вынудила его ответить. Следовательно, я виновата.
— Согласен, — невозмутимо кивнул Лукрецкий, а я взвилась.
— То есть меня ты тоже накажешь? — повысила голос. — Изобьешь? Чем вы там пользуетесь? Плетью? Батогами?
— Не кричи, Влада, — поморщился оборотень. — Я тебя прекрасно слышу. Тебя никто пальцем не тронет, чтобы ты не натворила. Если хочешь считать себя виноватой, считай, я не спорю. Но ты не знала, а он знал.
— И за это его надо наказывать? Ты только что сам сказал, что за неуважение к тебе или ко мне наказывают. Если бы он не подал мне руку, выказал неуважение, и было бы то же самое.
— Нет. Он мог извиниться, объяснить, и инцидент был бы исчерпан. Между прочим, я итак обошелся с ним довольно мягко. Но я, вообще, не сторонник казней. Нас не слишком много,
— замолчала. Обсуждать дальше что-либо было бессмысленно. Мне не понять особенности мира оборотней. Но, похоже, придется изучить и принять эти правила, чтобы больше не чувствовать себя виноватой. Правда, дальше строить отношения с Лукрецкий прыти поубавилось, чему я была несказанно рада.
— Отвези меня в отель, пожалуйста, — буркнула, когда оборотень перестроился в правый ряд и включил поворотник. Он собирался везти меня куда-то в противоположную от отеля сторону.
— Почему?
— Я устала и хочу отдохнуть.
— Позволишь остаться с тобой? — спокойно поинтересовался он. Слишком спокойно.
— Угу, — за Лукрецким было интересно наблюдать. Рука, лежащая на руле, мгновенно стала менее напряженной. Меня поразило, что оборотень опять спросил разрешения, а не поставил перед фактом, как сделал до этого, выбрав дорогу. Определенно, Лукрецкий не столь безнадежен.
— Тебя расстраивают физические наказания?
— Естественно, меня это расстраивает, — фыркнула. — Мы живем в цивилизованном мире, а у вас творится явное Средневековье. Ты даже не представляешь, как это звучит для нормального человека. Демьян, ведь до встречи с тобой я считала себя нормальной! А сейчас… сейчас не знаю, что обо всем этом думать. Слишком спокойно воспринимаю большинство вещей, от которых несколько дней назад волосы на голове зашевелились бы, и я явно старалась держаться подальше.
— Постепенно ты привыкнешь, — пообещал он.
— Это-то меня и пугает, — делать переоценку ценностей, когда у тебя полностью сформировано мировоззрение, ох, как непросто.
Оборотень лишь усмехнулся. Довольно усмехнулся.
Глава 10
Мы почти добрались до отеля, когда мой телефон ожил. Пришла смс: «Дорогая, я не знаю, как тебе сказать (грустный смайлик с капелькой пота). Я беременна (улыбающийся и чуть смущающийся смайлик)».
Мне потребовалось прочитать сообщение не менее шести раз, прежде чем смысл смс до меня окончательно дошел.
— Не верю! — выдохнула я.
— Сердце мое, что случилось? — обеспокоенно спросил Лукрецкий, пытаясь заглянуть в экран моего смартфона.
— На дорогу смотри! — рявкнула. — Мать с ума сошла!
— Что сделала Камелия Емельяновна? — вот же, он даже знает, как зовут мою маму. Хотя, не так давно он был любовником моей сестры, посему вполне мог часто с ней видится. С мамой в смысле. Инга все еще жила в доме отца.
— Она беременна!
— А ты не знала?
— ЧТО?!
— Камелия Емельяновна беременна уже месяца полтора, кажется.
— ЧТО?!
— Честно говоря, удивлен, что Инга тебе не проболталась, — заметил Лукрецкий.
— Полтора месяца, — произнесла вслух, мысленно подсчитывая сроки. Легальные аборты можно было делать до двенадцати недель. Полтора месяца — это примерно шесть, ну, в крайнем случае, семь недель. Вполне успеет.
— О чем ты так напряженно думаешь? — поинтересовался оборотень.
— Что мать успеет сделать аборт, — автомобиль резко вильнул в сторону, но Лукрецкий почти сразу справился с управлением, а потом тихо и очень внятно произнес:
— Никакого. Аборта. Не. Будет.
— Это не тебе решать!
— Никакого. Аборта. Не. Будет, — повторил он. — Суки не делают абортов.
— Моя мать не сука!