— Почему ты вдруг об это заговорил?
— Возможно, тебе нравится новый город больше, чем этот. Если бы на мне не лежала ответственность за стаю, мы могли бы обсудить наш переезд, — а я даже подобной мысли не допускала. Интересно Ян рассуждал. Неужели, действительно, боится потерять меня снова. А почему не проверить?
— Завтра я возвращаюсь домой.
— Хорошо.
— То есть ты меня так легко отпускаешь? — возмутилась.
— Я поеду с тобой.
— А что ты будешь делать, если мне придется задержаться? Возможно, Лидия Владимировна не захочет меня отпускать и мне придется отработать две недели.
— Хорошо.
— Что "хорошо"?
— Я проведу с тобой столько времени, сколько потребуется. Мне интересно, как ты жила все это время.
— А если мне захочется остаться одной?
— Есть отели, — сговорчивость Лукрецкого раздражала. Как-то он сам на себя не походил.
Внезапно мужчина легко дотронулся губ, а после резко поднял за талию и посадил рядом с собой.
— Платье поправь, — шепнул он, быстро приводя собственную одежду в порядок.
Я успела одернуть подол, когда в дверь кабинета постучали.
— Войдите, — отозвался Лукрецкий.
Признаться, я уже успела подзабыть, с какой целью мы посетили этот ресторан. Для меня стало целым событием, когда в дверном проеме показалась постаревшая красивая женщина и недовольно сопящей девочкой на руках. Виталина. Именно такое чудесное имя дала сестре мама. Виталина — "полная жизни". А вот значение моего имени… Эх.
— Мама, — подскочила, наскоро оправляя подол платья. Низкий столик совсем не скрывал ничего.
— Демьян Андреевич, — вместо того, чтобы посмотреть на меня, родительница уважительно склонила голову перед альфой. Мне немедленно захотелось выставить Лукрецкого вон. Явно же, что мама и мявшийся за ней Степан Валентинович будут чувствовать себя неловко.
— Общайтесь. Мы подождем вас в баре, — проявил благоразумие оборотень, чем заслужил от меня благодарную улыбку.
— Влада, — мама пристроила Виталину на соседний диванчик и присела рядом, — почему вы вместе?
— Может, ты мне дашь познакомиться с сестрой, прежде чем устраивать допрос?
— Конечно, — смутилась она, подхватывая девочку и, словно, куклу пихая мне в руки. Подхватила ребенка и пристроила на коленях. Девчушка заинтересовалась моими волосами и что-то агукнула. Так, стоп, Вите около двух с половиной лет. Дети в этом возрасте должны довольно понятно лепетать.
Виталина потянула меня за прядь волос и снова произнесла что-то нечленораздельное.
— Мама, а почему Вита не говорит?
— Ну, у нее задержка развития, — нехотя призналась женщина.
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Ты ни чем не можешь помочь.
— Ты показывала ее врачам?
— Да.
— И что?
— Нужны большие деньги.
— Почему ты не обратилась ко мне?
— У тебя таких денег нет, — отрезала мама.
— Откуда ты знаешь? — впрочем, я ей не говорила, насколько Лукрецкий оказался щедр. Да, и не слишком она интересовалась моей жизнью за последние три года. — Ну, предположим, что нет. Почему Степан Валентинович не обратился к альфе? Он, наверняка, помог бы.
— Степа не захотел.
— Почему?! — удивилась.
— Судя по всему, она будет ближе к людям, чем к оборотням. Степа сказал, что это неудобно.
— Он что стыдится собственной дочери? — поверить не могла в услышанное, мать промолчала и отвела взгляд. А девочка, видимо, оказалась очень чувствительно к чужим эмоциям. Я старалась не слишком повышать голос, чтобы не пугать ребенка, но Вита все равно начала плакать.
— Ты ужасная мать! — внезапно произнесла и передала маме ребенка. Поднялась и покинула кабинет.
— Влада?! — не повернулась на голос матери, закрывая за собой дверь.
У нас еще обязательно будет время обсудить проблемы со здоровьем моей сестры. Возможно, даже придется забрать девочку из семьи Васиных на какое-то время и самой заняться ее лечением. Пока думать об этом не хотела. Находилась в откровенном шоке от наплевательского отношения матери к собственным детям. Ладно, я уже взрослая и мама отвечаю за свою жизнь, но Вита…
Глава 16
— Влада? — Лукрецкий удивился, когда я подошла к нему. Он не слишком пытался взять под контроль собственные эмоции. Обычно оборотень не любил их демонстрировать, предпочитая выглядеть в глазах окружающих уверенным в себе циником. Мне нравился такой его образ, я привыкла к нему. Настоящие эмоции можно было наблюдать, если, не отрываясь, смотреть на него какое-то время. Обычно какие-то чувства на лице мужчины задерживались лишь на секунду-две и лицо снова приобретало знакомую, несколько снисходительную ухмылку. А сейчас прошло приличное количество времени с того момента, как Лукрецкий заметил меня и я, не спеша, дошла до него.