Думаю, мы оба понимали, что мои слова — больше бравада, я бы никуда не увезла ребенка. Во всяком случае в ближайшее время. Мальчик меня не знал, а этот козлина псиного происхождения все-таки ему близкий и родной человек. Ну, если, конечно, учитывать, что он про ребенка вспоминал между алкоголем и бабами.
— Кто занимается моим ребенком? — подчеркнула, что это мой ребенок. Интересы незадачливого папаши меня больше не интересовали.
— Моя няня.
— У тебя была няня? — удивилась. Вообще, раньше как-то жизнь Лукрецкого до меня меня не интересовала. По-хорошему я ничего не знала об этой облезлой шавке, именуемой себя гордым волком.
— Да. Матери было в детстве не до меня.
— Она жива?
— Да.
— И где она сейчас?
— Путешествует.
— Она — не официальная пара твоего отца? — выходило, что нет, если папашка имел кучу любовниц. А, возможно, его отец такой же похотливый кобель, как и сидящий рядом со мной оборотень.
— Нет.
— Понятно. Мальчик родился оборотнем или полукровкой? — подобная информация была крайне принципиально важна.
— Оборотень. Альфа, — значит, наследник. Значит, я попала. Я могла сколько угодно злиться, бушевать и неистовствовать, да, хоть желчью и ядом изойти, но не могла не понимать, что это означало.
— Во сколько у тебя началась перестройка организма?
— Рано. После семи, — а мне эта псина рассказывала про возраст в девять-одиннадцать лет. Все зависело от конкретного ребенка. Перестройка организма начиналась примерно за год до первого обращения. Год-полтора — именно столько требовалось телу растущего волчонка, чтобы подготовиться к первому обороту. Существовала вероятность, что сын, унаследовав генетику отца, тоже рано начнет меняться. Значит, у меня было примерно три-четыре года так называемой свободной жизни при условии, что эта шавка подзаборная сдержит обещание и отпустит нас. То есть прямо он, конечно, не обещал меня отпустить, но ведь клялся, что мне позволено практически все. Решила уточнить.
— Ты отдашь мне ребенка и позволишь уйти?
— Да. Но ты должна понимать, Влада, что я не исчезну из вашей жизни. Сына буду навещать. А ближе к десяти годам ему придется вернуться в стаю, — примерно чего-то такого ожидала, но была приятно поражена, что кобель похотливый не занял жесткую позицию. А ведь мог бы. — Он мой наследник, будущий альфа.
— Расскажи мне о нем, — посмотрела в окно. За руль Лукрецкий меня не пустил. Я даже не спорила, сейчас было не время. Да, езда успокаивала, но не тогда, когда руки тряслись и я вместе с ними.
Он начал говорит, вспоминал какие-то смешные случае. А я буквально впитывала в себя, словно, губка любую информацию о сыне. Как много я пропустила. А ведь если не желание Лидии Владимировны открыть филиал галереи и не стремление Васины запретить жене общение со мной…
— У тебя есть фотография сына? — Лукрецкий достал мобильный телефон и протянул мне. До конца поездки не выпускала мобильный телефон и не отводила взгляд от экрана с фотографиями сына.
Оборотень продолжал рассказывать. В интонациях отчетливо ощущалась некая теплота. Отметила это с каким-то разочарованием. Нет, рада была, что из шавки получился любящий и, похоже, заботливый отец, но…
— У тебя возникали мысли вернуть меня? — перебила его.
— Да.
— Если бы я сегодня не появилась у тебя в офисе, так бы и не узнала, что ребенок жив?
— Не знаю, Влада. Это сложный вопрос.
— Спасибо за честность. Продолжай.
До территории стаи мы добрались довольно быстро, хотя, мне казалось, прошла целая вечность. Я едва дождалась, когда Лукрецкий припарковал мою машину около дома и облегченно выдохнул. Наверное, в другой ситуации даже посмеялась бы от навыков вождения Лукрецкого. Он привык к автоматической коробке передач, а мне нравилась ручная. Всю дорогу оборотень мучил мою малышку и мучился сам. Около пешеходного перехода, когда ему пришлось остановиться, чтобы пропустить семью, он даже заглох. А как дергалась машинка при переключении скоростей…
Радовало, что у этой псины остатки серого вещества функционировали исправно. Он без лишних разговоров, просьб и напоминаний сразу провел меня в комнату сына.
Нервничала. Очень сильно нервничала. Кажется, никогда ничего похожего не испытывала. Ни когда ждала результатов поступления в университет, ни перед своим первым разом, ни перед свадьбой…
Задержалась перед дверью на несколько секунд, чтобы справиться с участившимся дыханием.
— С тобой все в порядке? — участливо спросил Лукрецкий и протянул руку, чтобы коснуться. Одернула и произнесла резче и громче, чем следовало: