Быков через каждые пятьдесят тысяч астрономических единиц сбрасывал мощные радиобакены. Новая трасса должна была быть отмеченной шестнадцатью такими радиобакенами, но мы уловили сигналы только семи. Может быть, бакены погибли или мы сбились с трассы, но скорее всего мы просто обогнали Быкова. Бакены были оборудованы воспринимающим устройством, работающим на определенной частоте.
Можно было оставить запись для тех, кто пойдет вслед. Один из бакенов в ответ на наш вызов просигналил: «Был здесь. Четвертый локальный год. Горбовский». Совершенно невозможно сказать, за сколько лет до нас он проходил.
Тайя не имела планетной системы. Это была двойная звезда. Ее невидимый с Земли компонент оказался слабой красной звездой, почти погасшей, истощившей свои источники энергии. Мы были первыми землянами, увидевшими Чужие Солнца. Тайя была желтая и очень походила на наше Солнце. Носпутник ее был хорош. Он был малиновым, и по нему ползли вереницы черных пятен. Вдобавок он не был обыкновенной звездой: Ларсен обнаружил медленную и неправильную пульсацию его гравитационного поля.
Две недели мы крутились возле него, пока Артур и Ларри вели наблюдения. Это были блаженные недели отдыха, нормальной тяжести, временами даже невесомости.
Затем мы пошли к соседней звезде — ВК 71016.
Этого потребовал Порта, и я не знаю, правильно ли я сделал, уступив ему. Порта был биолог, и его больше всего интересовали проблемы жизни. Он требовал планету-теплую, с атмосферой, влажную, полную жизни. Мы тоже хотели увидеть Чужой Мир. Мы надеялись встретить себе подобных. Каждый из нас до того, как стал межпланетником, мечтал об этом во весь голос. И мы, уступили Порта.
Мы летели к этой звезде четыре года, и снова свирепые перегрузки прижимали нас к полу, и мы задыхались в амортизаторах. Но все же нам было гораздо лучше, чем в начале пути. Видимо, мы приспосабливались. И мы долетели до желтого карлика ВК71016.
Да, там была планетная система, Четыре планеты, из которых одна обладала кислородной атмосферой и была неможко больше Земли. Это была прекрасная планета, зеленая, как Земля, покрытая океанами и обширными равнинами. Братьев по разуму на ней не оказалось, но жизнь кишела на ней. Я сказал, что хочу назвать ее именем Ружены. Никто не возразил.
Но она встретила нас так, что мне не хочется вспоминать об этом. Она отвратительно встретила нас.
Порта остался там, мы даже не знаем, где его могила, и там осталась моя рука, а Сережа Завьялов и Сабуро Микими оставили там столько своей жизни, что не сумели выдержать обратного пути.
Мы очень спешили. Мы торопились попасть в наше время, потому что до самого конца не знали, удался наш опыт или нет. Мы три года шли с семикратной перегрузкой, и об этом тоже не хочется вспоминать. После этого мы год отдыхали на троекратном ускорении. «Муромец» плохо слушался управления, и мне пришлось отказаться от внеземной станции и садиться прямо на Землю. Конечно, это стыдно, но я не хотел рисковать. Мы приземлились удачно. Мы долго не решались выйти из корабля, но потом сели в свой вертолет и вылетели к людям. И только увидев Ружену, я понял, что опыт удался.
Тяжелый, жестокий опыт, но он удался. Мы привезли людям своего времени чужие миры. Может быть, всю вселенную, как мечтал Ларри Ларсен. Это славно — не отдаленным потомкам у памятников самим себе, я близким и родным людям своего века подарить ключи от Пространства и Времени. Конечно, мы только исполнители. Спасибо людям, которые создали теорию тяготения. Спасибо людям, которые создали прямоточную ракету. Спасибо людям, которые создали наш светлый и прекрасный мир и создали нас самих такими, какие мы есть.
Вот только Быков и Горбовский. Что ж, когда они вернутся, нас уже не будет, но я думаю, они не рассердятся на нас.
Г. АЛЬТОВ.
«БОГАТЫРСКАЯ СИМФОНИЯ»
Бессмертья нет. Но жизнь полным-полна,
Когда бессмертью отдана она.
Над озером светили звезды. Старик долго смотрел в небо, потом сказал юноше:
— Здесь, в горах, звезды производят странное впечатление. Словно лампы в пустом зале. Люди ушли, а они светят…
Его собеседник был слишком молод, чтобы угадать за этими словами настроение. Он ответил:
— Судя по звездам, будет ясная погода. Значит, мы увидим ионолет. — И, озабоченно взглянув на небо, он добавил: — Погода тут меняется каждый час.
Наступило молчание, Старик думал о том, что все, созданное человеком, несет на себе отпечаток человеческой судьбы.
Города, машины, книги рождаются и стареют — иногда быстро, иногда медленно, — узнают славу и забвение. «Нет, не все стареет, — мысленно возразил он себе. — Идеи, ведущие людей, искусство… Да, конечно, искусство… музыка…» Повинуясь каким-то своим законам, его мысли обратились к музыке. Он вспомнил «Богатырскую симфонию» Бородина — она звучала здесь сорок лет назад. Тогда он был молод. И ракетодром — теперь почти всеми забытый — тоже был молод. В горах Кавказа, на перевале Буздаг, люди выбили в скале гигантскую чашу, наполнили ее водой, построили легкие, прилепившиеся к крутым склонам гор здания.
Отсюда уходили к звездам ионные ракеты, управляемые автоматами. Они возвращались через много лет сюда же, на ракетодром Буздаг. Впрочем, возвращались не все. Из семидесяти двух ракет вернулись пятьдесят четыре. Пятьдесят пятая — ее отправили первой — должна была опуститься на ракетодром в этот вечер. Она совершила дальний рейс к звезде Ван-Маанена и теперь, через сорок лет, возвращалась на Землю.
Юноша (он шел рядом со стариком, рядом и чуть позади) знал об этих временах из старой кинохроники. Он родился, когда о ракетодроме Буздаг начали уже забывать. Ракеты с ионными двигателями быстро устарели, их сменили термоядерные корабли. Мощные, обладающие колоссальной энергией, они легко преодолевали сопротивление атмосферы. Они не нуждались в высокогорных ракетодромах. И стартовая площадка в горах Кавказа опустела. Лишь изредка здесь появлялись люди, чтобы встретить возвращающиеся ракеты. Сначала каждое возвращение ракеты было событием. Потом это стало только историей. Новые средства исследования — термоядерные ракеты, дифракционные телескопы, гравитационные анализаторы — приносили намного более важные сведения о космосе, чем ионолеты — безнадежно устаревшие, неуклюжие и смешные в глазах людей XXI века, Юношу послали встретить пятьдесят пятый ионолет. На ракетодроме Буздаг три года не было людей. Юноша привел в порядок оборудование, проверил приборы и неделю скучал. Днем он уходил в горы, по вечерам читал книги. Чтение забавляло его. Он привык к микрофильмам, и тяжелые, громоздкие книги с пожелтевшими от времени страницами представлялись ему чем-то очень древним. Это был прошлый век — романтичный, героический, жестокий и трогательно-наивный XX век. И когда под вечер прилетел старик, юноша не удивился. Старик тоже был частью XX века. Он строил первые ионолеты, он создал гравитационный анализ, его имя носили океан на Венере и горная цепь на Меркурии.
Со школьной скамьи юноша знал жизнь старика.
Во всяком случае, он считал, что знает, ибо молодая его память цепко держала заученные даты и факты.
Он помнил год рождения старика, мог перечислить полеты и открытия, знал все работы — от классической «Теории гравитации» до новейших исследований звездной динамики. Юноше казалось, что этот человек так же тверд, спокоен и ясен, как скалы, в которых он когда-то построил ракетодром. Юноша ошибался.
С гор тянуло несильным, но очень холодным ветром. Над озером стоял туман. Вода в озере обогревалась пущенным сорок лет назад ядерным реактором и не замерзала даже в самые суровые морозы.
Пар, извиваясь, полз над водой, медленно, нехотя поднимался вверх, образуя призрачное, сиреневое от света люминесцентных ламп марево. Черная вода плескалась о бетонный парапет, по которому шли два человека.
Старик не замечал ветра. Он даже не поднял воротника меховой куртки. Он прислушивался к плеску воды и улавливал в нем звуки «Богатырской симфонии». Музыка была у него в душе, но ему казалось, что он слышит ее извне, со стороны. Его спутник прятал руки в глубоких карманах куртки и озабоченно посматривал на небо.