Несмотря на скептическое предубеждение, Джули понравилась ему сразу. Стоило ему расположиться в удобном кожаном кресле, как откуда-то появилась уверенность, что здесь ему помогут вернуться к обыденной жизни бунтаря-миллионера.
Она была невысокого роста, лет тридцати с хвостиком, цвет ее глаз был неопределенный и менялся в зависимости от освещения: на свету глаза были бирюзовые, в полумраке – зеленоватые. Волосы, русые с золотистым отливом, свободно падали на плечи, необыкновенные такие волосы, запоминающиеся. При знакомстве, пожимая ее руку, он обратил внимание на холод ее ладони и на странный браслет на правой руке, сотканный из позеленевших от времени монеток времен Римской империи.
На первый взгляд Джули казалась абсолютно «холодной леди», не помышляющей ни о каких чувствах, но стоило услышать ее голос, как первое впечатление растворялось без следа.
– Вы недавно побывали в автокатастрофе? – мягким голосом спросила она, полужестом указав на ссадины, украшавшие светлый лик неудавшегося Одиссея.
Не дожидаясь дополнительных приглашений, мистер Бэнг поведал психологу о природе своих травм и о предыстории их приобретения.
Джули внимательно выслушала и что-то записала в своем блокноте. Мистер Бэнг дорого бы дал, чтобы подсмотреть, что она пишет, ему почему-то почудилось, что в этой записи скрывалась отгадка его состояния, а значит, и ключ к излечению. Прочтешь «психопат-эротоман» – и все станет ясно... Мистер Бэнг не скрыл подробностей своей личной жизни, намеренно описав и свои встречи с девушками по вызову, и свои романтические приключения в России. Он рассудил так: она психолог, пусть слушает. Ей по службе положено. Впрочем, он не заметил и тени смущения или удивления в ее глазах. Это почему-то обидело его.
– А если бы я сообщил вам, что собственноручно зарезал и съел всех девушек, с которыми переспал, вы бы так же невозмутимо записали об этом в своем блокноте? – внезапно пробормотал мистер Бэнг, но и это замечание не произвело на Джули никакого впечатления.
– Мне пришлось бы сообщить об этом в полицию, мистер Бэнг, – отрезала она. – Вы, наверное, невнимательно прочли документ, который вас попросили подписать в приемной. Согласно закону, я обязана сообщать властям о любой противоправной деятельности, так что не советую вам делиться со мной подобными подробностями. Другое дело, если бы вам хотелось съесть всех женщин, с которыми вы имели интимные отношения. Это как раз мне было бы важно услышать, потому что нередко в скрытых желаниях коренятся причины неврозов.
– Позвольте мне вас разочаровать... Мне не хотелось их съесть...
– Ничего страшного... – приветливо улыбнулась Джули и неожиданно попросила: – Мистер Бэнг, расскажите о ваших отношениях с родителями.
– При чем тут они? – возмутился мистер Бэнг.
– Я так и предполагала, что моя просьба рассказать о родителях вас встревожит.
– Ну, что ж... У нас никогда не было теплых отношений.
– Вы чувствуете, что недополучили в детстве родительской любви?
– Ну, я бы не сказал, что они жестоко со мной обращались...
– А все-таки?
– Да... – признался он. – Ко мне всегда относились свысока и с некоторым презрением. Часто говорили, что я – дурак, недотепа...
– Ваши родители занимались рукоприкладством?
– Нет... Хотя подзатыльники... Джули, подзатыльники считаются рукоприкладством?
– Безусловно...
– В таком случае вы видите перед собой знатного коллекционера оных...
– За что вам доставалось?
– Да ни за что... Просто у мамы было плохое настроение или не получалось что-нибудь со стряпней...
– Так ли? То есть вы никогда не позволяли себе досадных шалостей?
– Может быть, но я бы не сказал... Во всяком случае, я не припомню ни одного раза, когда почувствовал бы, что заслужил оплеуху.
– Вы не против, если я применю методику гипноза? Я постараюсь вернуть вас в детство, а вы попытайтесь не сопротивляться и рассказать все, что вы чувствуете...
– Забавная игра. Но какое отношение это имеет к моей сегодняшней личной жизни?
– Не знаю, но мне кажется, что гипноз может многое прояснить.
Мистер Бэнг послушно лег на кушетку, а Джули принялась колдовать со своей методикой. Сначала она мерно раскачивала перед его глазами золотым кулончиком, произнося спокойные и умиротворяющие слова, потом начала считать. Бэнг затих.
– Вам восемь лет. Вы дома... Родители тоже дома. Что вы видите?
– Мама входит в комнату и начинает орать.
– Что ее возмутило?
– Брошенные на кровать мятые школьные брюки. Она кричит истерическим голосом и швыряет в меня учебник математики. Мне очень больно. Угол учебника чуть не выбил мне глаз. Я плачу... Это злит маму еще больше. Она хватает меня за волосы и с размаху ударяет головой об стену. Я ору от боли. Мне кажется, я лысый... Я плачу и зову на помощь... Мама орет: «А ну замолчи!»
Бэнг заплакал и заметался на кушетке.
– А отец?
– Орет на меня и на мать, чтобы мы замолчали, чтоб в доме было тихо...
– Что было потом?
– Мне не разрешили смотреть телевизор и в наказание загнали спать в восемь вечера... Я лежу и шепчу: «Как я вас ненавижу. Я обязательно вам отомщу. Дайте время! Как я вас ненавижу!»