Я припарковалась возле дома для пожилых людей, прошмыгнула мимо старичков, которые безучастно смотрели телевизор, открытых дверей с больными, слабыми людьми в механических кроватях, закрытых дверей. Я остановилась возле маминой двери, которая всегда была закрыта. Сделав глубокий вдох, я взяла себя в руки.
Мама сидела на своей постели, колени подтянуты к груди, волосы прилипли к черепу, и они были жирные, немытые. Она ненавидела душ. Чтобы ее помыть нужно было много санитаров и успокоительного.
— Привет, мама. — Я сделала неуверенный шаг, думая, будет ли она пытаться меня обнять. Несколько дней назад у нее был приступ, поэтому опасно подходить к ней близко.
— Они надо мной смеются. — Сегодня она чувствовала себя лучше, чем обычно — Закрой жалюзи! — вскрикнула вдруг она, и ее руки попытались прокрутить несуществующий шнур.
Я схватила ее за запястья и потащила прочь.
— Я закрою их, мама. Все хорошо. Шшшшш. Все в порядке.
Она помолчала, всматриваясь в меня.
— Кайри? Это ты что ли?
Я почувствовала, как задержала дыхание.
— Да-да, мама. Это я.
Ее глаза сузились.
— Как мне узнать, что это ты? Они пытаются обмануть меня, иногда, ну ты знаешь. Они посылают агентов-двойников. Иногда медсестры в этой ужасной тюрьме выдают себя за тебя. Они одеваются, как ты, и они говорят, как ты. Расскажи мне что-нибудь, что знает только моя дочь. Расскажи мне! — прошипела она, обнажая зубы и глядя на меня.
Я старалась сохранять спокойствие.
— Я упала с велосипеда, когда мне было девять лет, мама. Помнишь? Я разбила коленки, и мне пришлось идти около четырех кварталов. Мои носки были полностью в крови. Ты дала мне эскимо на палочке со вкусом винограда. Только, я плакала так сильно, что мое эскимо упало в ванную. Ты заставила меня помыть его и съесть в любом случае. Помнишь?
— Может быть, это ты. Чего ты хочешь?
Я почувствовала, как мое сердце разрывается.
— Я просто здесь, чтобы увидеть тебя, мама. Ты знаешь, это не тюрьма. Это дом для пожилых людей. Здесь позаботятся о тебе.
— Они били меня! — Она подняла рукав, показав мне отпечатки пальцев и синяки на руках.
Я испугалась, когда она показала мне это в первый раз. Медсестры мне тогда сказали, что она сделала это сама. Сначала я не верила, но потом я увидела, как мама сама себе расцарапала руку, как била себя по лицу.
— Мам, я знаю, что ты сделала это сама. Они не причиняют тебе вреда. А ты не причинишь вреда себе, правда?
Контроль над разумом. Это в медицине единственное лекарство. Контроль разума, чтобы не сделать больно себе.
— Ты хочешь сказать что-нибудь, чтобы избавиться от меня. Ты меня ненавидишь. Вот почему ты оставила меня в тюрьме. Ты меня ненавидишь. Ты всегда ненавидела меня.— Ее губы изогнулись, и в глазах появился лихорадочный блеск, я знала его слишком хорошо.
Пришлось подготовиться к неизбежному.
Я почувствовала слезы на глазах.
— Нет, мама я люблю тебя, ты знаешь, что я люблю тебя.
— Ты любишь меня? Моя дочь никогда не сказала бы этого. Убирайся! Убирайся прочь от меня! Ты — от них.
Мама бросилась на меня, и мне пришлось быстро увернуться, чтобы избежать ее удара. Я распахнула дверь и попыталась убежать, но налетела на медсестру.
— Все будет хорошо, милая. Она плохо спала прошлой ночью. Мы не давали лекарство, но сегодня дадим его ей. — Медсестра похлопала меня по плечу. — Она знает, что ты любишь ее. Она попросила нас на днях, чтобы ты навестила ее в ближайшее время.
— Она, правда, просила?
— Да.
— Хорошо, если она попросит снова, скажите, что я люблю ее. И что я скоро приеду снова.
Внутри комнаты, была еще одна сестра, которая разговаривала с мамой. Я смотрела мгновение, а потом отвернулась, махнув сестре.
Я плакала по дороге домой, как делала это всегда, после посещения мамы. После того, как отца убили, все стало еще хуже. У нее всегда менялось настроение, и приступы паранойи, но все было не плохо, пока у нее были таблетки. Но потом папа погиб, и шизофрения взяла верх, и никакие лекарства не могли вернуть ее прежнюю. Папиной страховкой я оплатила счета за несколько последних лет, но, в конце концов, деньги закончились. Я не могла заставить себя обратится за пособием, надеясь на свою стипендию. А маме становилось все хуже и хуже.
Мой брат Кел ходил в школу в Чикаго, но его почти никогда не было дома. Мне надо было платить за его учебу. Он работал, чтобы платить за комнату, но я всегда обещала себе, что буду заботиться о нем, несмотря ни на что. Когда он рос, я готовила ему завтраки и обеды. Когда он поступил в Колумбийский университет, я помогла ему найти работу и научила распоряжаться бюджетом. Он винил маму в том, что она не делала того, что делала я. Я не виню его.
Я послала ему лишние деньги, когда вернулась домой после посещения мамы и написала письмо, спрашивая, как он себя чувствует. Он ответит через день или два, наверное.
Каждый месяц 10 тысяч долларов. Слов больше там не было, но было страшно. Я обналичивала их и откладывала столько, сколько могла. Не переставляя удивляться, кто посылал их? Я пробовала еще раз искать в сети, но не было никакого прогресса.
Месяца превратились в год, и я уже заканчивала семестр.
Теперь я была достаточно свободной, чтобы найти благодетеля, который дал мне $120,000.
А затем, в один летний день, в мою дверь постучали. Я только вышла из душа и завернулась лишь в полотенце.
— Да? Я могу вам помочь? — спросила я.
По другую сторону двери стоял высокий, стройный мужчина неопределенного возраста. Одет он был в черный костюм с белой рубашкой и черным галстуком. Он держал в руках шляпу, которую носят шоферы лимузинов. На нем также были черные перчатки и, если я не ошибаюсь, выпуклость на груди указывала на то, что у него был пистолет. Его глаза были бледно-зеленые, жесткие и холодные.
— Мисс Сент-Клер?
— Да.
— Оденьтесь, пожалуйста. Наденьте, что-то необычайно красивое.
— Простите?
— Наденьте красивое белье. Вечернее платье. Синее.
Я смотрела на человека через щель в двери.
— Что? О чем вы говорите?
Лицо его оставалось бесстрастным.
— Меня зовут Харрис. Я здесь, чтобы забрать вас.
— Забрать! Я что ювелирное изделие?
— Вы получали деньги. Общая сумма 120.000$.
Я сглотнула.
— Да.
— Есть ли у вас деньги, чтобы отдать их?
Я покачала головой.
— Я не знаю… не всю сумму.
— Тогда вы сделаете то, что я скажу. Сейчас. Пожалуйста, наденьте платье. Ваше лучшее белье, синее вечернее платье, драгоценности. Уложите волосы и сделайте макияж.
— Почему?
— Я не могу отвечать на ваши вопросы. — Он шагнул ближе к двери. — Можно мне войти, пожалуйста?
— Я, я не одета.
— Я в курсе. Я буду упаковывать ваши вещи, пока вы одеваетесь.
— Упаковывать мои вещи? Куда меня увезут?
Он поднял бровь.
— Отсюда.
Я сглотнула еще раз.
— Надолго?
— На неопределенный срок. Теперь, больше никаких вопросов. Позвольте мне войти, пожалуйста. — Его слова звучали как вопрос, но это было не так. Он мог легко сломать дверь, в этом я была уверена. И у него был пистолет. Его глаза пронзали мои.
— Пожалуйста, мисс Сент-Клер. Я знаю, что это необычная ситуация. Но вы должны понять. Я здесь не только для того, чтобы забрать вас, но и чтобы защитить вас. Я не причиню вам никакого вреда, клянусь. Я не буду пытаться смотреть на вас. Я упакую вашу одежду и другие вещи, и я буду сопровождать вас на протяжении всего путешествия. Я не могу отвечать на все дополнительные вопросы.
— Я просто… я не понимаю, что происходит.
Харрис, прищурившись, поглядел на меня, а затем испустил короткий вдох.
— Я уверен, что вы помните сообщение на первых трех чеках.
Я не могла дышать.
— Вы принадлежите мне, — прошептала я.
— Да. Это именно то, что сейчас происходит. Мой работодатель послал меня забрать то, что ему принадлежит.