Когда я выбралась из снега, помятая, растрепанная, но живая, лошадь ржала и фыркала, никак не желая успокаиваться. Возле, оглаживая ее по морде, стоял Барнабас в расстегнутой волчьей шубе. Возок перевернуло набок. Останься я в нем, и неизвестно: отделалась бы так легко.
Встать из сугроба у меня получилось не с первого раза — при прыжке ушибла колено и вывихнула руку. Проклятая скотина, чуть не угробившая меня, не заслуживала и сострадательного взгляда, а вот Космо, распластавшийся на дороге, стоял у меня перед глазами. Я хотела бежать туда, но голова закружилась, и пришлось прислониться к стене. Приложила руки к вискам, и поняла, что стою простоволосая — чепец и шаль слетели куда-то. Ну, и ладно! Я потихоньку, держась возле стены, двинулась к Космо. Но далеко отойти не успела — Космо, прихрамывая, выбежал из-за угла.
— Жива?! — тревожно спросил он.
— Почти, — я оперлась о стену, чувствуя накатившую слабость.
— Мы с тобой везунчики, — сказал он, тоже приваливаясь к стене, — я с белым светом попрощался, пока летел. Еще бы и возница легко отделался....
Он вглядывался в темноту тупика, пытаясь рассмотреть человека.
— Кто это там?
— Барнабас, часовщик. Каким-то чудом перехватил эту брыкливую скотину.
На этом праздник и закончился.
Я проснулась в угасающих сумерках первого дня нового года. Голова как будто не болела, колено тоже, только вывих на руке, вправленный вчера Космо, давал о себе знать, но тугая повязка поправит дело за пару дней.
В соседней комнате играли дети. Скрипела лестница под чьими-то ногами. За окном тяжелеющая луна выползала из-за крыш домов. Сегодня начало полнолуния. В эту неделю оборотни легко перекидываются и выходят на охоту. Натура их такова, что, попробовав однажды крови, они не могут остановиться — луна зовет их убивать.
Я спустилась вниз. В гостиной, при свечах, Тельма вышивала на пяльцах. На столе, прикрытый чистыми полотенцами, стоял холодный ужин.
— Повариху я отпустила до завтра, — сказала она, перекусывая нитку и отодвигая от глаз вышивку, чтобы рассмотреть ее. — Но если хочешь, можем разогреть бульон.
Я вяло отмахнулась — меня устраивало холодное мясо с хлебом и отварным картофелем. Я присела к столу, пододвинув к себе тарелки, а Тельма, вдев новую нитку в иголку, взялась за вышивание. Вчера ночью сестра явилась домой в тревоге и смятении — Барнабас известил ее о происшествии. Она хотела бежать за доктором, и мы едва успокоили ее. За ночь тревога улеглась, и Тельма уже готова была согласиться, что куриный бульон — лучшее лекарство.
Я ела и думала, что Новый год начался для меня не слишком удачно. Почти месяц прошел с того времени, когда Людвиг Леманн появился в этом доме, умоляя меня ехать в поместье. С тех пор мы виделись дважды, и он был со мной вежлив, но мне казалось, что ему хочется сказать нечто важное, но не решается. Новогодняя ночь являлась отличным поводом и причиной для перемен. К несчастью, все сложилось иначе.
— Чего ты квелая? Болит что-нибудь? — нарушила молчание Тельма. Я покачала головой. Сестра поглядела в окно на длинные тени, переброшенные через улицу, и догадалась:
— А, скоро полнолуние! Ты ждешь, что произойдет? Вы, охотники, по-другому, странно живете. На вас луна действует, будто вы и сами оборотни: целый месяц обычные люди, а в эти дни смотрите на всех хмуро, подозрительно.
Она верно подметила, но только не стану рассказывать Тельме, что для многих охотников жизнь оканчивается в эти дни. Не всегда побеждаем мы. Полнолуние — смертельная схватка, растянутая на несколько ночей, когда на стороне оборотней сила, ловкость, изворотливость, а на стороне охотников — везение, сообразительность и пуля.
— А что тебе известно о часовщике? — спросила я, сменив тему. — Он из этих мест родом?
— Да, но ушел в солдаты и пропадал где-то двадцать лет. Вернулся два года назад, как раз на Новый год. Говорят, в молодости у него случилась романтическая история, но девушка вышла за другого, а он так и остался бобылем.
В двери постучали.
— Это еще кто? — мне не хотелось, чтобы пришли болтливые и радостные приятельницы сестры, и нарушили покой этого вечера.
— Твой, этот, Космо явился. Видела в окно, как он прошел, — вздохнула Тельма. — И как ты не умрешь с ним от скуки?
Она пошла открывать. Услышав его голос, я обрадовалась. Этот вечер пройдет так, как ему положено.
Войдя в комнату, Космо поклонился мне. Поставил на стол корзинку с засахаренным фруктами и маленькими вафлями и сел к огню. Потертый плащ он снял в прихожей, оставив на шее длинный, вязанный и порядком вытянутый шарф.