Я спустилась вниз. В нижнем зале народу прибыло, но часовщик исчез. А мне хотелось узнать, что он тут делал ранним утром. Я перекусила и выпила чаю. Надо было отправить известие Тельме — она, наверное, уже заметила мое отсутствие и всполошилась. Раздобыв бумагу и письменные принадлежности, написала записку и, выбрав из дворни малого посообразительнее, отправила с весточкой к сестре.
Доктор поднимался к Космо еще раз после меня и, выйдя, сообщил, что не увидел изменений в его состоянии. Он уехал, но собирался вернуться к обеду и тогда уже остаться до вечера, а если понадобиться, то и на всю ночь.
К полудню появилась разрумяненная от мороза и пахнущая холодом и снегом Тельма. Я слышала, как звонко стучали ее каблучки по лестнице, и она широко распахнула дверь, но, войдя в комнату, умерила порывистость движений, и приблизилась к постели больного уже на цыпочках.
— Бедненький! — сострадательно прошептала она. — Что говорит доктор?
— Доктор опасается жара, но если к утру Космо придет в себя, и жара не будет — тогда все обойдется, — тихо ответила я.
— Вещи, которые ты просила, — Тельма протянула мне узелок.
Я кинула его на подоконник. В комнату вошла сиделка со стаканом чая и кексиками на подносе. Она кивнула, показывая, что готова принять дежурство. Я поманила сестру за собой, и мы спустились вниз.
— Пообедаешь со мной?
Тельма легко согласилась, и мы заняли один из столов. Постояльцев в этот день было довольно-таки много, и потому я не сразу заметила сидящего угрюмо в углу Барнабаса. Перед ним опять стояла бутылка вина.
— Не знаешь, часто ли сюда наведывается часовщик пропустить стаканчик? — Тельма мой вопрос не расслышала — она радовалась возможности поглазеть на свежих людей, и до того увлеклась, что мне пришлось повторить.
— Часовщик? Нет, что ты! Он вообще не пьет!
— Погляди-ка! — я указала ей на него.
Тельма удивленно охнула.
— Кажется, произошло в его жизни нечто, заслужившее утопления в вине.
— Уж и не знаю, Хильда, — задумчиво проговорила сестра. — Все перевернулось с ног на голову в последние месяцы: и разбойники, и избиения, и оборотни... Я готова поверить во что угодно! Не представляю даже, как ты живешь среди этого постоянно и не сходишь с ума!
При слове 'разбойники' вспомнилось, что она еще ничего не знает о ночном нападении на меня. Пожалуй, даже хорошо, что я поживу вдали от них в эти дни — кто знает, не отважатся ли напасть еще раз.
И я пересказала ей вчерашние злоключения. Тельма пришла в волнение меньше, чем можно было предположить, но заметно погрустнела.
— Хильда, прошу тебя, будь осторожнее! Страшно подумать, что и ты могла бы лежать полумертвой, как Космо.
Я постаралась убедить ее, будто все не так плохо, хотя сама не ощущала такой уверенности.
Впрочем, пообедали мы приятно. Кажется, мало какие новости способны испортить моей сестре удовольствие побыть вне дома.
Космо очнулся к вечеру. Я стояла возле окна в его комнате, глядя, как медленно падает снег в свете двух фонарей возле гостиницы, когда он позвал меня слабым голосом.
Сиделка тотчас вскочила и принялась хлопотать, убеждая, что говорить ему вредно. Я решительно отодвинула ее и присела на край постели. Объяснила ему без обиняков, что произошло, как его привезли, и в каком он сейчас положении. В первые мгновения моего рассказа лицо Космо отражало замешательство, но с каждым словом прояснялось — воспоминания возвращались.
— Ты помнишь нападавших? Может, узнал кого-то?
Он едва заметно качнул головой.
— Хоть что-нибудь! Имена? Они называли друг друга?
Космо задумался и молчал, долго и сосредоточенно, и в конце концов качнул головой. Ничего! Ничего, но Барнабас по какой-то причине сидит и пьет вино внизу, хотя пьет он мало — в бутылке за целый день не убавилась и половина.
Я позвала сиделку и покинула комнату.
Как и думала, часовщик обнаружился на прежнем месте. Я остановилась рядом. Он поднял заросшее бородой до самых глаз лицо и смотрел выжидательно.
— Космо очнулся.
Он не стал разыгрывать сцену притворного удивления и непонимания, а смотрел напряженно и выжидательно.
— Назвал твое имя.
На миг у него стало лицо человека, худшие опасения которого сбылись. Но он совладал с собой, и ответил мне спокойно: