— Я тебе рассказывала, что хорошо стреляю с обеих рук? С такого расстояния промахнуться невозможно.
Людвиг остановился с изумление на лице.
— Хильда?!
— Давай дослушаем его, — предложила я. — Твоя племянница в безопасности, а его положение плачевно. Разговор вряд ли затянется.
Людвиг вернулся назад.
— Поначалу я ухаживал за ней. Влюбился даже, а потом понял, кто она такая, — начал Барнабас, недобро усмехаясь.
И вдруг вмешалась Ядвига.
— Людвиг, ты знаешь, как было дело! — звенящим от напряжения голосом произнесла она.
— А если... нет? — спросила я его. — Если Барнабас говорит правду, и она оборотень? Ведь события, произошедшие в Цалеме за последние несколько месяцев, можно истолковать двояко. Ты сам в какой-то момент считал, что под окнами твоего дома бродит оборотень, разве не так?
— Я ошибался. Приехала ты, и я... — Людвиг замолчал, качнул головой и продолжил:
— События сложились так необычно, и я поддался общему бреду. Ты должна понимать, что означало твое появление для нашего городка.
Я промолчала. Его откровенность выбила меня из колеи — ведь мы ни о чем таком не говорили до того. И почувствовала, что опять запутываюсь. Нельзя сейчас думать об этом, и снова повернулась к Барнабасу:
— Космо назвал тебя.
— Он назвал имя, — возразил Барнабас. — У меня есть сын, незаконный, и его тоже зовут Барнабас. Полгода назад я стал замечать в нем перемены. Он стал другим. Сначала я думал, что он влюбился. И вскоре увидел, что он увивается возле Ядвиги, а она вертит им, как хочет. Им, еще полудюжиной мужчин.
— Вот видите! — воскликнула она. — Он приревновал меня к другим и хочет отомстить!
— Нет, не так! Я не понимал, в чем дело. Почему на ней свет клином сошелся. Твой приезд, Хильда, натолкнул меня на объяснение. Она оборотень, и обрела власть над ним, укусив его! Убив ее, я освобожу его от проклятья!
Теперь мне стало понятно рвение, с которым бросался Барнабас на Ядвигу — он пытался спасти дорогого ему человека.
— Уже поздно, Барнабас, — тихо сказала я ему. — На твоем сыне есть человеческая кровь, а значит, это его добровольный выбор.
— Это ложь! Все ложь! — крикнула Ядвига.
— И в самом деле, Хильда, где доказательства? — спросил Людвиг.
— Руки, посмотрите на ее руки, — ответил Барнабас.
Леманн схватил Ядвигу за руку и дернул к себе. Длинные рукава темного платья были изрезаны ножом и пропитались кровью. Кровь размазалась и на руках, но от порезов остались розоватые полосы — они затянулись.
— У оборотня раны заживают почти мгновенно, — тихо сказала я.
Увидев это, Людвиг в замешательстве отступил на шаг.
— И ты поверишь ей?! — крикнула она. — Ты предашь меня, свою родную кровь?! Ты воспитывал меня с детства, как родную!
Людвиг не ответил, но на его лице отразилась внутренняя борьба. Я с облегчением выдохнула — все время боялась узнать, что он тоже оборотень, либо покрывал ее. Его замешательство и ужас сказали мне, что он не виновен.
Ядвига поняла, что он больше не защита для нее, и кинулась к двери, крича на ходу:
— Помогите! Помогите! Он сошел с ума! Он хочет меня убить!
Упустить ее нельзя, и я подняла пистолет. Людвиг, хоть и отступил в сторону, не мог разорвать кровные узы, связывающие его с Ядвигой. Я держала ее на прицеле и думала, что если выстрелю, то он возненавидит меня на всю жизнь. Ядвига уже отодвинула засов. Я нажала курок, но выстрела не последовало — очевидно, порох подмок. Ядвига дернула дверь на себя. Еще миг — и она очутиться на лестнице. И вдруг просвистел нож, и вошел точно ей в спину, пробив сердце. Ядвига обернулась удивленно, словно не могла поверить в случившееся и осела на пол. Людвиг закричал, будто это его ранили, и подхватил ее.
— Хедди! Хедди! — звал он, но глаза ее закрылись, а тело обмякло.
'Сломалась фарфоровая кукла', — пронесло у меня в голове.
Я обернулась к Барнабасу. Он, морщась, зажимал руку. Пальцы его быстро окрашивались красным.
Двери распахнулись, и ворвались люди.
Людвиг не захотел тянуть. Дело было очевидным, и Ядвигу похоронили на местном кладбище, за оградой, вместе с проститутками и нищими. Леманн не возмущался, напротив, торопил с формальностями. Было ясно, что он спешит навсегда покинуть эти места.
Утром меня вызывал городской судья, и там без проволочек заслушали дело. Барнабаса не тревожили из-за ранения, а вот Людвиг там был. Он очень спокойно, но не глядя на меня, подтвердил, что произошло все так, как я говорю. После он ушел на похороны Ядвиги, а я вернулась в гостиницу и села у огня, завернувшись в теплую шаль — меня знобило с утра.
Я слышала, как Людвиг вернулся с кладбища, отказался от обеда и велел кучеру приготовить карету. Спустя четверть часа, уже в дорожном плаще, он спустился и передал дорожную сумку слуге. Рассчитался с хозяином, оставив щедрые чаевые. Я ждала, что он пройдет к выходу, но Людвиг вдруг остановился возле меня. Я подняла на него взгляд.