— Каша.
Она передала ему блюдо с кукурузной кашей.
В помещение, как на прогулку, зашел Даниель. В то время как Генри перелетал с места на место, а Лукас важно шествовал своими бесшумными шагами, полными свирепой грации, Даниель шагал так, как будто его ноги делали земле огромное одолжение. Он не шел, а плыл, осведомляя опустошительной красотой о своем совершенстве.
Даниель занял место прямо напротив Карины. Он наколол бифштекс и уронил его себе на тарелку.
— Ты собираешься каждый день делать это? Готовить ужин, быть ужином?
— Да, — сказала Карина со спокойствием, которого и в помине у нее не было.
— Почему? Ты абсолютно бесхребетная? Или ты думаешь, подлизывание тебе что-то даст? Посмотри на него, — Даниель указал на Лукаса, — ему пополам.
— Я делаю это не для него.
— Тогда зачем?
— Ну, вот еще, — закатил глаза Генри.
Даниель оттолкнулся от стола и, балансируя на задних ножках стула, скрестил руки на груди:
— Нет, я хочу, чтобы она просветила меня. Насколько глубоко засел стокгольмский синдром. А?
Карина опустила вилку. Инстинкт подсказал ей, что бы она дальше ни говорила, все это с точностью определит ее место в этом доме. Мысль о какой-нибудь лестной отговорке пересекла ее сознание и умерла. Она задалась мыслью, что может ей вообще ничего не говорить. В конце концов, она решилась на честность.
— Я понимаю, что в любой момент могу умереть. Кузен Лукаса умер на последнем рождественском ужине. Все, что мне известно, Лукас может завтра умереть, убитый вашими врагами или членами вашей семьи. Без него я ничего не стою. Моя дочь здесь из-за меня. Если я не буду больше нужна, то полагаю, что и она — тоже. Я достаточно увидела, чтобы осознать — ваша семейка не позволит нам жить. Вы избавитесь от нас, словно мы никогда не существовали. Мне необходимо найти некий способ, чтобы меня ценили и без Лукаса. Тогда, если он умрет, как я смогу выжить, так и моя дочь выживет.
— И ты сделаешь это, став нашей домохозяйкой? — ухмыльнулся Даниель. — Готовка, и уборка после нас? Скажи мне, как низко ты опустишься? Если я для тебя оставлю в ванне какое-нибудь дерьмо, ты его тоже уберешь?
— Нет, — сказала Карина. — Свое дерьмо будете сами убирать. Если исключить, что ты прямо сейчас сидишь в его куче, то должен знать, как прицеливаться в туалете и подтирать собственную жопу.
Потешность в глазах Даниеля кристаллизировалась в гнев:
— Если ты хочешь снискать расположение к себе, имеется способ намного легче это сделать. Ты можешь прямо сейчас пройти сюда и отсосать мой член. И чем просто отдраивать раковину, этим ты сможешь намного быстрее снискать от меня самую полезную милость.
Карина глянула на Лукаса. Он откромсал кусок стейка и, продолжая жевать с нескрываемым удовольствием, бросил на нее быстрый взгляд, говорящий: «Тугой».
— Даниель, она не глупая, — сказал Генри и подцепил другую пампушку из корзинки для хлеба. — Они восхитительны. Она знает, что прислуживание тебе могло бы вынудить тебя и Лукаса схватить друг друга за горло. Ты играешь в эту игру ради личного удовлетворения, но от нее зависит выживание Лукаса. Ей пришлось бы быть умственно отсталой, для того чтобы вместо него предпочесть тебя.
Даниель переметнулся на Лукаса:
— Так что его светлость обо всем этом думает? Ваша закуска уже похоронила вас. Вам это льстит?
Лукас врезался зубами в третий на его счету бифштекс.
— Что бы вы сделали на ее месте? Полы помыли бы вы шваброй? О всемогущий?
Лукас призадумался и ответил на это:
— На ее месте я бы уже убил вас двоих. Но, я не на ее месте. И я — не она. Я ни меньше всех, кто окружает меня, ни слабее, и без детской жизни на руках. В данной ситуации она вполне благоразумна.
Даниель усмехнулся:
— Никогда и не думал, что ты настолько будешь сговорчивым относительно идеи о собственной смерти.
— Так или иначе, мы все должны прийти к согласию с нею, — сказал Лукас.
— Возможно, я помог бы тебе на твоем пути, тогда, когда вы все будете готовы. А то, кажись, стыдно терять такую возможность.
— Думаешь, что сможешь? — с неподдельным интересом спросил Лукас.
— Осторожней, Даниель, — сказал Генри. — Такого рода разговоры для тебя закончатся испорченной прической или поломанным ногтем.
Даниель проигнорировал сказанное и сверкнул глазами на Лукаса:
— Только дай повод.
Лукас опустил вилку, улыбнулся и оттолкнул в сторону, как невесомый, стол. Карина еле увернулась с пути. Огромная рука Лукаса зажала горло Даниеля. А Даниель вцепился в предплечье Лукаса. Более большой мужчина рванул другого с ног, встряхнул его так, как собака трясет крысой, и кинул на хлопнувший стол. Блюда разлетелись, улавливаясь где-то в углу между стойкой и плитой. Карина вскинула руки перед лицом. Керамическое блюдо разбилось рядом с ней, вызвав над стойкой процесс пульверизации из зеленых бобов.