— Садись спиной, — хрипло произносит он, слезая с кровати, чтобы достать ремень, пока она выполняет его почти что приказ. У них существует негласная договоренность. Вести вдвоем в постели у них не получается, они оба слишком любят свободу и власть. Но есть два прозвища — два милых обращения, после которых их роли становятся совершенно четко определены. — Хорошая девочка… — хвалит Серкан. — Будешь послушной сегодня?
Эда задрожала от предвкушения и кивнула. Она завела руки за спину, терпеливо ожидая, пока он свяжет ей руки.
— Не туго? — спросил он, дожидаясь утвердительного кивка. — Это хорошо…
Он начал с невинных, мимолетных поцелуев в плечо, от чего ей стало немного щекотно, но затем милые прикосновения переместились на плечо, и Серкан прикусил кожу на шее, тут же зализывая место укуса. От контраста ощущений она застонала, наклонив голову, давая ему лучший доступ. Он удовлетворенно хмыкнул, продолжая терзать чувствительную шею, одновременно расстегивая и откидывая ее бралетт куда-то в сторону. Он втянул кожу в рот, нежно сжимая ладонями ее грудь, от чего она выгнула спину, ловя каждое каждое ощущение, действие, слово.
— Тебе нравится? — вновь уточнил он, слушая в ответ положительное мычание вперемешку со стоном. — Хочешь больше? — и вновь положительный ответ. — Тогда проси.
Эда распахнула глаза, глядя на Серкана, который переместился вперед и теперь увлеченно расцеловывал ее ключицы и грудь. Задыхаясь от сладкой боли, когда он слегка ущипнул ее за соски, она закатила глаза, неспособная думать отдельными предложениями.
— Проси, — прорычал мужчина, и ее мозг просто отключается от дикой смеси.
— Прошу… возьмите меня… господин Серкан.
Его глаза сверкнули как-то по-особому тёмно, и он потянулся к ремню, развязывая ее руки. Женщина на секунду попыталась протестовать, но почувствовала на своих губах палец.
— Чшшш… — прошептал мужчина, нежно поглаживая нижнюю губу. — Ты кажется обещала быть послушной, девочка моя.
И ей приходится подчиниться.
Он аккуратно толкнул ее, побуждая лечь, пока он сам справляется с брюками. Откинувшись, она наблюдала за своим мужчиной, чувствуя возбуждение вперемешку с нежностью. Она была положительно самой счастливой женщиной на свете…
— Я буду трахать тебя до тех пор, девочка моя, пока ты совсем не потеряешь контроль над реальностью. И над собой.
…с охренительно горячим мужчиной, который умудрялся говорить так, что весь воздух вышибает из легких.
Когда он вошел — плавно, так медленно, что даже больно — Эда подумала, что она уже на грани. Но ей нужно больше — больше прикосновений, больше ощущений, больше слов, больше толчков, больше всего… она распалялась все сильнее, не сдерживая стоны и лихорадочные вздохи, которые будто бы проникали Серкану под кожу. Казалось, между ними было что-то магическое, электрическое, практическое хроническое, от чего они не замечали ничего вокруг, фокусируясь лишь на том, как их обнаженные тела соприкасаются друг с другом.
Ему было хорошо, так чертовски хорошо, что он больше не мог сдерживаться. Судорожно сжав простыню, он утробно застонал, остановившись где-то внутри нее. Ей всегда нравилось его лицо во время оргазма — он никогда не выглядел более уязвимо, чем когда дрожал и задыхался между ее ног так, будто его только что ударили под дых. Оперевшись на локти, он упал на тело своей жены, утопая лицом в ее волосах, вдыхая сладкий цветочный аромат.
— Ты лучший, жизнь моя, — прошептала Эда, прикрывая глаза от усталости.
— Но ведь ты даже не кончила, — спокойно, но вместе с тем слегка отрывисто и немного виновато ответил Серкан, наматывая на палец одну из ее прядей.
— Сегодня был трудный день, — женщина неопределенно повела плечами, — так что это и не удивительно. Но ты помог мне расслабиться. Плюс мне с лихвой хватило твоих взглядов, и…
— Значит так, — остановил ее муж, немного приподнимаясь на локтях. — Сейчас мы сходим в душ, потом закажем что-нибудь перекусить, а потом…
— А потом сделаем так, как ты захочешь, я поняла.
— Нет, милая, — он вновь прижал палец к ее губам, как несколько мгновений назад, от чего ее сердце забилось как сумасшедшее. — Мы сделаем, как ты захочешь. Мои желания мы уже удовлетворили.
Комментарий к Х – Хальвет (NC-17)
И снова кучка важных примечаний.
1. Третья по счету нц в моей жизни вылезла из канона жирной оосной молью. Ну либо это супер счастливые ЭдСер в своем сферическом вакууме, скрытые от всех забот. Занавеска, короче. Шутки про шторы в 13 серии
2. Этот текст планировался рейтингом с самого начала, поэтому вылизывался как мог ещё с публикации Агрессии. Но энивей, более довольной им я не стала. Так что да, приношу извинения по этому пункту ещё раз, если я опять-снова-как-обычно где-то проштрафилась. А я, скорее всего, проштрафилась однозначно.
3. И снова мой личный хэдканон - прозвища. Потому что отношения ЭдСер в постели - это как непрекращающаяся борьба. И поэтому их позиции обусловлены чуть ли не великим рандомом. Например, сегодня это Эда, которая позволяет доминировать Серкану, но не потому что хочет он, а потому что так хочет она. А вот смену позиций я покажу как-нибудь в следующий раз ._.
4. У меня есть еще один странненький хэдканон, где во время нежного секса Серкан озвучивает свои желания на французском, Эда ничего не понимает, но все равно млеет от его грассирующего р. Я хотела реализовать его через французский саунд, но он не подошел, да.
Завтра у нас новый взгляд на «Жизнь моя» и перерыв на стекольные перекусы. А пока… Ваши варианты?
========== Ц – Ценность и Цена (G) ==========
Описание: момент, когда Серкан понял, что все в жизни ценно, и у всего своя цена. О том, сколько придется ему заплатить, он старался не думать.
***
Когда он увидел ее в яме — такую уязвимую, хрупкую, словно сломанная кукла — он чуть сам на месте не лишился чувств, удержавшись лишь из-за природного упрямства и потому что если не он, то больше некому, все в другой стороне. Хлопая по щекам, лицу, пытаясь услышать ее дыхание, он боялся лишь одного — не успел. Не успел сказать важное. Не успел услышать нужное. Завертел кашу с тайнами мадридского двора, а теперь расхлебывать придется — но будет ли смысл, если его цветок сломан и сломлен?
Где-то за гранью он понимал, что все в порядке, что она либо уснула, либо очень сильно приложилась головой, но поди расскажи об этом ипохондрику, который любит ее больше всех на свете, который даже больше жизни своей ее любит? Он знает, он все прекрасно знает, но мысль о том, что он опоздал, зациклилась в его голове, пульсируя вместе с биением сердца, и ее не искоренить. Никак. Пока он не будет знать, что она в порядке.
У Эды Йылдыз небольшая черепно-мозговая травма, а у Серкана Болата большое отверстие в грудной клетке в месте сердца, словно там звезда взорвалась и закончилась черной дырой, высасывающей жизнь изо всего живого.
Эда Йылдыз придет в себя через некоторое время, а Серкан Болат кажется никогда не сможет жить как прежде.
Да и есть ли жизнь без нее, если она — буквально центр его Вселенной?
— Жизнь моя… — шепчет он, осознавая, что для все в мире вещи и люди ценны по-своему. Раньше, не осознавая, что действительно важно, он уважал ценники, деньги, власть и богатство. Сейчас же он ценит малейшее рефлекторное подрагивание ресниц, которое кажется ему наивысшим благом.
Она лежит в больничной робе на кушетке под капельницами, бледная, словно спящая царевна, красивая, словно Белоснежка, но кожа серая, сухая, и он опирается только лишь за показатели на экране — ритмичный прерывистый писк, он говорит о том, что с ней все в порядке.
Что она жива.
— Без тебя не получается, никак не получается, не могу, нельзя… — шепчет он в отчаянии, так сильно желая целовать ее впалые щеки, что даже больно. Но не так, как ей — маленькой хрупкой девушке, которая пострадала, потому что он — бесчувственный робот. Потому что он не захотел уплатить цену за его личное счастье и достойно встретиться с последствиями того, что никак нельзя остановить или предотвратить.