Что же касается сберкнижки, то у нас была своя собственная история.
Отец как-то раз вручил мне пятьдесят рублей и наказал положить их на книжку.
Я удивился – зачем? Денег вечно не хватало на самые насущные вещи, и никакие "хельги" (см.) не могли этого положения исправить. Поэтому я не понимал смысла хранения денег в сберкассе. Но его логика тоже была простой и понятной: так разлетится по мелочам, а на книжке будут лежать до последнего. Вот когда уж совсем край, тогда и снимешь.
Я так и сделал.
И постарался забыть об этой сберкнижке. Иногда только вспоминал, и становилось приятно – пятьдесят рублей на счету! Не шутка!..
Потом у нее кончилось пальто.
Кто хоть единожды был женат, тот знает, как бывает с женскими пальто: было – и кончилось. Я и тогда хорошо понимал, что в этом нет ничего противоестественного. Денег на новое не хватало. Я спросил, нельзя ли купить пальто подешевле. Впрочем, вопрос был риторический
– оно и так не было чрезмерно дорогим, это проклятое пальто. Просто мы были бедны. В ответ она так горько усмехнулась, что мне стало стыдно.
– Да ладно, плюнь, – небрежно сказал я, невольно копируя отцовские интонации. Я думал, она обрадуется, как радовалась в таких ситуациях мать. – У меня есть еще пятьдесят рублей.
– Пятьдесят рублей?! – насторожилась она. Горькая улыбка медленно сползла с ее лица, и оно сделалось оскорбленно-озабоченным. – Откуда?!
– С книжки сниму, – беззаботно махнул рукой я.
Но что-то уже подсказывало мне, что дело заехало куда-то не туда и сейчас грянет гром.
Скандалов я не любил, потому что обычно не понимал причин, из-за которых они возникали. Я их боялся. Описываемые в литературе ссоры между молодыми супругами были совсем иными. Трах-тарарах, десять жарких слов, бурные слезы, и вот уже – не менее жаркие объятия, естественно переходящие в тот же самый трах-тарарах. Это вовсе не было похоже на наши столкновения. После наших столкновений трах-тарарах прекращался недели на три.
– С книжки? – оторопело спросила она. – У тебя есть своя сберкнижка?!
Не знаю, что ей в тот момент почудилось, но глаза были такими, словно она чудом не наступила на гадюку.
– Ну и что! – сказал я, все еще пытаясь наигранной своей бодростью удержать корабль любви на плаву. – Подумаешь – сберкнижка! Что ж такого! Ну, дал мне отец полгода назад пятьдесят рублей, я их на книжку положил… Должны же быть у нас деньги на крайний случай! Вот видишь – пригодились!
Нет толку рассказывать, что случилось далее, по причине, указанной в первой фразе бессмертного романа Льва Толстого "Анна Каренина".
– Да почему же я обманул?!! – голосил я, пораженный в самое сердце.
– Почему же я обманул?!! Я же тебе, тебе же и хотел дать!! На пальто-о-о-о!!! Ты что, сумасшедшая?!!
В меня летели рубашки, брюки, трусы. Я не хотел так же, как она, с восторгом заходиться в безумии скандала. Я хотел быть сильнее.
Поэтому я подбирал одежду и с угрожающей руганью засовывал обратно.
Я хотел, чтобы у нас все было хорошо. По-видимому, мое упорство было ей искренне неприятно.
– Смотри, мама! – распаленно кричала она, показывая на меня пальцем.
– Ему плюй в глаза – все божья роса! Его ничто не берет! Его же не выпрешь!! Сволочь какая! Он от меня деньги прячет, сберкнижки заводит – а сам тут вон чего, видишь! Его же ничем не донять, мерзавца!..
Но все-таки она нашла этот способ: по-волчьи завыв, кинулась к столу и, вся в слезах, стала рвать мои бумаги.
Конечно, лучше было ей этого не делать.
Я не понял, что случилось. Я очнулся от крика, с которым она, поднятая на воздух какой-то чудовищной силой, по крутой траектории вылетела в коридор и с доминошным стуком упала на паркет…
Мы переночевали в разных комнатах. Утром я, уходя на работу, захлопнул дверь, а шагая к трамвайной остановке, сунул руку в карман куртки. И удивился ощущению непривычной легкости.
А она, оказывается, тайком сняла с брелока ключи.
Вот такой филогенез.
Фирма
Название фирмы, компании должно быть благозвучным и запоминающимся.
Я, бывало, покупал пиво в ООО "Фобос", чинил туфли в ЗАО "Цимес", пивал соки компании "Сокос", а также обменивал доллары на рубли в банке "Стратос" и приобретал паленое спиртное в магазине "Бахус".
По-видимому, звучное название привлекает клиента и обеспечивает успешность бизнеса.
Мне рассказывали, как однажды в контору, занимавшуюся регистрацией и перерегистрацией частных предприятий, пришли два плохо говорящих по-русски угрюмых грузина и сказали, что им нужно срочно перерегистрировать фирму.
– Сколко стоит?
– Что именно перерегистрировать?
– Название менять.
– Только название?
– Да, толко название.
– Зачем вам менять название?
– Не знаем. Мы когда открывали, нам сказали, так очень красиво. Нам тоже нравилось. Теперь некоторые говорят – нет, не очень красиво.
Хотим менять.
– А какое было? Где документы?
– Вот, пожалуйста. ООО "Анус".
Фокусы
Сам я фокусов никогда не показывал, но однажды по мере сил участвовал в их демонстрации.
Мама повела меня на эстрадный концерт. Кажется, это был дневной концерт, и наряду со взрослыми в зале присутствовало много детей.
Места были хорошие – второй ряд, в центре, около прохода.
Концерт оказался… впрочем, я не помню, каким оказался концерт. Из всего концерта я запомнил только фокусы.
Фокусник вышел на сцену (это был ражий лысый мужчина во фраке) и сказал, похохатывая:
– Ну что ж! Сейчас я покажу вам фокус!
Возможно, правда, он сказал что-то совершенно иное – память утратила детали его выступления. Кстати говоря, не исключено, что он показывал не один фокус, а несколько – но и этого я тоже не помню.
– Мне понадобятся помощники! – сказал фокусник и, плотоядно скалясь, оглядел первые ряды. – Ну-ка, милая девочка с красным бантом из первого ряда… да, да, вот ты!.. попрошу на сцену!
Девочка с красным бантом встала и, багровея от смущения и гордости, поднялась на сцену. При этом она споткнулась на третьей ступеньке и была вынуждена опереться ладошками о четвертую.
– Так! – сказал фокусник затем, неожиданно пронзая меня сверлящим взглядом. – И вот ты, мальчик! Во втором ряду, у прохода!
Я оглянулся.
– Не крути головой! – приказал он. – Я тебя, именно тебя зову!
Рыженький! В пиджачке!
Я в ужасе посмотрел на маму. Она взглянула на меня ободряюще.
Я обреченно встал. Но на всякий случай спросил, указательно приложив руки к груди:
– Я?!
– Ты! – ответил он и снова хохотнул. – Давай, давай! Мы ждем.
Я пошел к лестнице. Ноги у меня подкашивались. Зал был огромен.
И смотрел на меня.
Отчего-то споткнувшись на третьей ступеньке, я кое-как забрался на сцену.
– Ну-с, дорогие мои помощники! – воскликнул фокусник. Мы стояли от него по обе стороны. – Вот у меня коробочка! Сейчас я буду вам ее по очереди показывать, а вы станете говорить, какая в ней лежит карта – целая или порванная!
Я сразу понял, что дело неладно. Никакая это была не коробочка, потому что коробочке свойственно плоское дно. И она квадратная. В крайнем случае – прямоугольная. А эта штука представляла собой… ну, вот если двускатную крышу перевернуть вверх тормашками и приделать боковины.
– Итак, девочка, – сказал он. – Какая карта у меня в коробочке?
– Целая! – звонко ответила девочка, заглянув.
Фокусник повернулся ко мне:
– Ну-ка, мальчик, теперь ты скажи!
Я взглянул – и почему-то ужасно успокоился. Прямо-таки заледенел.
Должно быть, от неприязни. В его жульнической двускатной коробке теперь лежали обрывки карты. Там была перегородка, которую он перекидывал то туда, то сюда. Очень просто – тут целая, там рваная.