В скромном глинобитном жилище рядом со старой церковью я нашел падре, седовласого, худощавого священника с добрыми глазами, который серьезно, но с улыбкой приветствовал нас и спросил, чем он может мне помочь. И пока я рассказывал свою историю, или ту ее часть, которая имела отношение к Мериме, и объяснял свои планы и желания, он внимательно слушал, время от времени кивая и время от времени издавая полузадушенные восклицания изумления, пока я не закончил.
– Это странная, самая удивительная история, сын мой, – воскликнул он. – Вы видели вещи, которые не были дарованы никому другому, и через все это вас вел и охранял наш Небесный Отец. В юности я тоже был полон духом приключений и бродил далеко среди незнакомых народов, стремясь всегда распространять истинную Веру. Я знал много индейских племен – и, увы! Я боюсь, что они оказались бесплодной почвой для слова Божьего – и в своих скитаниях я слышал упоминание имени паторадис, хотя никогда не приближался к их земле ближе, чем на много лиг. Но тукумари я знал хорошо, и их язык я понимаю и немного говорю, хотя прошло много лет с тех пор, как мои уши слышали слова или мой язык пытался сформировать звуки диалекта, поэтому хорошо, что девушка говорит на этом языке, потому что так я могу разговаривать с ней. Воистину, сын мой, – продолжал он, – это достойный поступок, который ты задумал – удочерить эту девушку как свою родную дочь. И я сомневаюсь, что вам будет трудно, потому что дон Рамон, алькальд, в душе добрый малый, хотя он много пьет и не слишком внимателен к своим обязанностям. И он мой хороший друг. Я сомневаюсь, знает ли он закон или у него есть бумаги, которые необходимо подписать, но в таких вопросах я могу действовать как от имени государства, так и от имени Церкви, и все, что нужно сделать дону Рамону, это поставить свою подпись и поставить печать. Но, как ты и думал, сын мой, сначала девушка должна быть крещена и зарегистрирована как христианка и прихожанка моей церкви, поскольку по закону язычники, индейцы находятся под опекой правительства и не могут рассматриваться как другие граждане. И вы совершили самое достойное деяние, обучив ребенка истинам христианства и обратив ее к вере в нашего истинного Бога. А теперь, сын мой, я позову старую Марту и передам девушку на ее попечение, чтобы она была должным образом одета. Затем, когда мы поужинаем, побеседуем с Меримой, чтобы убедиться в ее желани, я совершу ее крещение и заполню бумаги, которые подпишет дон Рамон.
Встав, он хлопнул в ладоши, и в ответ на его призыв появилась полная, добродушная старая индианка, и в нескольких словах отец Бенедикто отдал ей свои приказы. Мерима, бедняжка, выглядела совершенно испуганной и держалась позади, потому что, конечно, она не понимала ни слова из того, что кто-либо из нас говорил, поскольку разговор шел на испанском. Но когда падре с добрым лицом ободряюще заговорил с ней на знакомом тукумари, и я также добавил несколько слов, она улыбнулась и охотно последовала за старой Мартой.
Затем отец Бенедикто задумчиво предположил, что мне тоже нужна подходящая одежда, и, позвав мальчика-метиса, он приказал ему предоставить все, что мне может понадобиться. Мыло, бритье и чистая одежда, хотя это была всего лишь грубая местная одежда из хлопка, превратили меня в нового человека, и когда я вошел в прохладную беседку, отец Бенедикто издал возглас изумления при виде моей изменившейся внешности. Когда я вошел, он ходил взад-вперед с озадаченным, обеспокоенным выражением лица. Затем, быстро оправившись от своего первого удивления моим превращением, он подошел и положил руку мне на плечо.
Его поведение и выражение лица вызвали у меня предчувствие чего-то плохого, и мое сердце упало при мысли, что это должно быть связано с Меримой. И его первые слова убедили меня, что мои опасения оправдались.
– Сын мой, – храбро сказал он, – я боюсь, что у тебя не будет возможности удочерить девушку – по крайней мере, в настоящее время. Я сделал…
– Это невозможно? – воскликнул я. – Почему нет? Если речь идет о деньгах, то у меня есть богатство и большое – золото и изумруды. Если ваш Дон Рамон…
Он поднял руку и улыбнулся.
– Нет, – сказал он, прерывая мои слова. – Это не вопрос денег, как вы думаете. Мерима, паторади, вы могли бы усыновить ребенка в полном соответствии с законами в течение часа. Но эта девушка не индианка.
– Как не индианка! – ахнул я. – Чепуха! Конечно, она индианка, альбинос или, возможно, частично альбинос, но все равно индианка.
Отец Бенедикто улыбнулся и покачал своей седой головой.