касаясь пальцем шеи, от чего по всему телу пробежали мурашки. - Что мне сделать, чтобы ты согласилась? - Ничего, - мой голос испуганно дрогнул в наступившей тишине. Родар какое-то время просто рассматривал мое лицо, после чего резко приблизился, и его горячие губы коснулись моих. Дыхание сбилось тут же. По телу прошелся жар, оставаясь на коже колкими мурашками, а я невольно закрыла глаза, ведь веки словно налились свинцом. Это было не все: каким-то странным движением своих уст он заставил мои губы разомкнуться, позволяя себе углубить поцелуй, сильнее прижимая меня к стене своим телом. Его руки осторожно легли на талию, нерешительно сжав ее, но и это я вскоре перестала чувствовать. Весь мир на тот момент куда-то пропал, испарился, канул во тьму, и остались только я и он. Сердце, наконец, стало удовлетворенно успокаиваться, как и мысли, словно только этого мне не хватало. Мои руки словно сами провели по его шее, пальцы проникли меж прядей его мягких волос. Момент легко мог бы показаться вечностью, и, наверно, он и был долгим в каком-то измерении но не в моей жизни. Совсем рядом раздался шорох листвы, заставивший нас с Родаром отстраниться друг от друга. Послышались торопливые легкие шаги, удаляющиеся в сторону дворца. - Уходим! - только и сказал парень, потащив к выходу из сада за руку. И что я сделала? Я послушалась. Я бежала за ним, не оглядываясь назад. В тот момент мне казалось, что если я оглянусь, то обязательно увижу преследовавших нас стражников. Кто была та служанка? Я не знаю. Знаю только, что она после того случая стала фавориткой моего отца. Мерзкая подстилка... Голова неистово кружилась, а из мыслей была только одна: "Бежать!". Сейчас я, почему-то, была уверена в том, что делаю правильно. Но было поздно. Впереди раздались голоса стражников. Видимо их успели предупредить, пока мы пытались уйти из сада окольными путями. Что было потом? Все было в такой панике и спешке: брань, крики, Родар падает на колени, меня кто-то оттаскивает, голос отца. И осознание того, что это было глупо. Глупо было бежать сейчас. Надо было думать раньше. * * * - О чем ты думала?! - яростно выкрикивал султан, ходя в моей комнате туда-обратно. Моя мать тоже была здесь. Она стояла чуть поодаль, со страхом глядя на свирепого отца и словно стараясь слиться со стеной. Я же стояла посреди помещения. Две служанки задрали мне юбку оголяя ноги, у калфы была трость. Я ничего не отвечала отцу. Мне нечего было сказать. - Мой султан, - робко подала голос мама - МОЛЧАТЬ! - отец показал пальцем в ее сторону. - Молчать, иначе и тебе достанется! Воспитала блудную девку! - он снова посмотрел на меня. - Ты! - от унизительно указал на меня. - Как ТЫ посмела так поступить?! Чему тебя учили?! Ты султанская дочь или нищенская шлюха?! - У меня ничего не было... - начала оправдываться я, но вмиг подошедший родитель одарил меня огнем пощечины. - Он касался тебя! - надрывался султан. - Он ПОЦЕЛОВАЛ тебя! Ты нарушила закон, ты пошла против своего отца, против всего, на чем держится мое государство! Моя дочь стала шлюхой, которую тискает в тени отрепье! - Но между нами правда больше ничего не было, папа! - со слезами крикнула я. - Он коснулся тебя! - И теперь за это ты ругаешь мня?! - взвизгнула я. - Как отдавать меня замуж садисту, убивающему своих рабынь, это нормально, а позволить дочери быть счастливой - это плохо?! Остальные ругательства султана просто потонули в резко наступившей тишине. Отец молча и тяжело дыша смотрел на меня. Его рука медленно потянулась за тонкой тростью... * * * Я смогла встать только через неделю. Моим наказанием стала порка. Все ниже пояса было красным. Особенно ноги. Синяки долго не проходили как и ноющие царапины. Я только на восьмой день после того случая я смогла нормально встать и надеть платье. Подолы, соприкасаясь с кожей, казались мне обтягивающими и давящими тканями, созданными для того, чтобы усиливать боль после наказания. Родители не разговаривали со мной. Матери, как мне передали слуги, запретили даже видеться со мной, а отец просто куда-то постоянно пропадал. Еще мне сказали, что я легко отделалась: за такой проступок мне должны были исполосовать плетью все тело, при том, вместе с лицом. Но докторши проверили меня раньше чем отец дал наказание, доказав, что я действительно не тронута. Но меня сейчас волновала не моя судьба. О Родаре не было слышно. Всем слугам словно запретили о нем говорить. Они говорили обо всем, кроме него. О том, что у султана есть новая наложница - та самая, которая выдала меня. О том, что свадьба все равно состоится. Еще неделю я была в состоянии ходячего овоща. Отец стал появляться, и даже зашел ко мне, чтобы я выбрала себе украшение на свадьбу. Вид у него был какой-то... Виноватый. Это было так странно и не понятно, но я не решилась спросить его о его состоянии. Еще через несколько дней он вдруг объявил, что свадьба отменена. Все, особенно я, были в шоке. Причины он не сказал. И о Родаре тоже. Временами он, казалось, хотел что-то сказать, но потом просто уходил. Где-то глубоко в душе я чувствовала, что от меня оторвали кусок. Однажды, когда я шла по саду и проходила между арками дворца, мое внимание привлекли двое слуг. Они несли кого-то, прикрытого белой тканью, на носилках. Я сначала подумала, что это выносят какую-то из рабынь. Первой мыслью было то, что у нас опять появились больные язвой. Я пошла ближе, чтобы разузнать, что случилось. Увидев меня, слуги остановились и поклонились. Я подошла к ним, поняв, что тот, кто лежал на носилках был крупнее девушек-рабынь, что были у отца в гареме. Из-под белой ткани свисала смуглая мужская рука. - Кто это? - спросила я, подходя к носилкам и протягивая руку, чтобы поднять ткань. - Госпожа, не стоит, - как-то неуверенно проговорил один мужчина. - Он заражен! - выдал второй, но я уже откинула ткань и тут же отстранилась, закрывая рот руками. На носилках лежал он. Родар лежал на носилках, глядя невидящим взглядом куда-то в сторону, а из его рта и по шее стекала кровь. Некогда карие теплые глаза со стеклянным безразличием смотрели в небо, а грудь не вздымалась от вздохов. - Нет, - я мотнула головой, моргая, надеясь, что как только я снова открою глаза, это все пройдет, и я проснусь. Сердце стало необъятно большим для груди, которую сковало болью, голова наполнилась шуршащим противным шумом, в глазах стало стремительно темнеть. - Моя госпожа! раздался взволнованный голос Шахридэ. Девушка стояла рядом, но я слышала ее так, словно она кричала издали. Внутри все просто начало сжиматься и словно опустошаться, и казалось, что жизнь начинает покидать и меня. В состоянии осознания того, что Родар все это время был жив, и вот сейчас умер, я канула в долгую непроглядную тьму... * * * "Альфин Если ты читаешь это письмо, значит у меня все получилось, и теперь ты свободна. А меня нет. Прости, что все так вышло, моя госпожа. Я лишь пытался помочь тебе и сделать тебя счастливой. Я люблю тебя, Альфин. Люблю всем сердцем, и потому готов сделать все, чтобы ты была счастлива. Не вини своего отца. Он хотел для тебя как лучше. И знай, что все, что было, не было напрасным, как это кажется на первый взгляд. Моя Альфин. Я и не представляю, как тебе будет больно, но я делаю то, что считаю нужным. А ты просто потерпи. Потерпи немного, и твоя жизнь снова наполнится счастьем. Я люблю тебя, Альфин. Любил всегда, люблю сейчас, и буду любить тебя после смерти." Именно этот листок я держала в руке, когда во второй у меня была веревка. Я стояла в своей комнате, уже в сотый раз перечитывая это письмо, написанное Родаром за пару мгновений до его смерти. Как выяснилось, отец хотел его отпустить, а меня выдать замуж, но Родар решил все иначе. Он предложил отцу условие: он умирает, а я не выхожу замуж по указке отца и ищу свое счастье. - Родар, это ты - мое счастье! - со слезами закричала я в пустоту, словно парень мог услышать мои слова с того света. - Дурак! Дурак! Ты мог жить! Я всегда хотела, чтобы ты был жив, и согласилась на брак, а ты... Я сжала в руке листок и веревку, глубоко вздохнув. Если он решил, что это выход, то он ошибся. А я исправлю все. Я буду с ним.