Преемник Беорнвульфа Лудека погиб в следующем, 827 году, а в 829 году Эгберт, сместив Виглафа, нового мерсийского властителя, завоевал Мерсию и «все земли к югу от Хамбера». Именно в этот момент винчестерский хронист называет его «восьмой бретвалда». «Девятым, — пишет в XII веке Генрих Хантингдонский, разъясняя этот пассаж, — стал его внук Альфред, распространивший свою власть на все уголки королевства». Северные бритты также «покорились» Эгберту, и, судя по его монетам, реально он называл себя также «королем мерсийцев», хотя и позволил Виглафу вернуться и править в качестве своего ставленника.
Но не стоит придавать слишком много значения объединению, достигнутому вроде бы с такой легкостью. Англия по-прежнему оставалась бесформенным конгломератом мелких раздробленных королевств, который был создан и держался властью одного сильного и удачливого воителя. Кроме того, тучи уже сгущались, и буря, вскоре обрушившаяся на страну, не оставила и следа от этой скороспелой федерации. Запись 832 (а правильнее, 835) года в самой ранней из сохранившихся рукописей Англосаксонской хроники несет в себе некое грозное предзнаменование: «Тогда язычники разорили Шеппи». В следующем году жестокое морское сражение в Чермоте с тридцатью пятью данскими кораблями закончилось победой викингов. В 838 году союз данов с жителями Корнуолла создал новую смертельную угрозу для Уэссекса, но Эгберт спас свое королевство в победоносной битве у Хенгестесдуне (Хингстон Даун) неподалеку от Плимута. В следующем, 839 году Эгберт умер; корону Уэссекса наследовал его старший сын Этельвульф, а младший — Этельстан — стал править как вассальный король в Кенте, Эссексе, Суррее и Суссексе.
Смерть Эгберта и первая проба сил в борьбе с викингами, оставившей глубокий след в политической и социальной истории Англии, ознаменовали поворотный момент в развитии страны, поэтому здесь уместно остановиться и бросить ретроспективный взгляд на ту вековую Англию, в которой Альфред родился, но которую его дети увидели уже иной.
Пытаясь воссоздать жизнь английского общества в IX веке, мы неизбежно вынуждены опираться на более ранние источники, данные археологических изысканий и книгу Беды; в нашем распоряжении имеются также погодные записи Англосаксонской хроники, законы и грамоты, письма и документы, поэзия и жития святых, из которых порой можно почерпнуть сведения о преданиях и обычаях прошлого. Но даже если удается это сделать, полученные сведения оказываются весьма туманными и неточными. К эпохе Альфреда в полной мере можно отнести слова биографа, некогда пытавшегося рассказать о жизни короля: «Материал, который у нас есть, исковеркан и искажен… он напоминает, скорее, обломки разбитой статуи, нежели цельные элементы совершенного образа». Но, по крайней мере, один факт не вызывает сомнений. Учитывая все вариации, обусловленные местными и национальными особенностями, можно сказать, что англосаксонское общество было обществом аграрным; всеми своими корнями оно было связано с землей: люди занимались в основном сельским трудом, они жили на земле и благодаря ей. Возможно, это обстоятельство уже само по себе приоткрывает нам истинную атмосферу прошлого, ибо Природе присуще мирное постоянство, которое находит свое отражение в преемственности хозяйственного уклада. Неотесанные и бесхитростные деревенские обитатели проживали жизнь круг за кругом, повторяясь в собственных далеких потомках; их дни, наполненные тяжкими трудами, подчинялись неумолимому круговращению времени, в котором лето сменялось зимой, а за посевом следовала жатва.
В источниках VIII–IX веков о городах и городском укладе сообщается крайне мало. Английские города служили религиозными и военными центрами, в них располагались королевские резиденции и рынки, куда доставлялись товары из окрестных селений. Но их было сравнительно немного, они не играли заметной роли в жизни общества. Ни один английский город не мог бы сравниться в блеске и величии с Римом, Ахеном или хотя бы Парижем. Законы и грамоты приоткрывают нам мир селян, пристально вглядывавшихся в окружающую природу, для которых пограничными знаками служили реки и холмы, «раскидистый дуб» или «ивовое озеро», — словом, все, что притягивало взор и будило воображение. Они гоняли свиней в лес, где над вырубками разносился звук топора, или шли за тяжелым плугом, влекомым упряжкой равнодушных волов через открытые поля, где разные участки отделялись друг от друга межами или торфяными насыпями, на которых росли трава и луговые цветы.