Таким образом, как отметил А. Франческетти, «…речь идет именно о дневнике, в котором писатель с большей или меньшей точностью регистрировал достойные упоминания события, свои наиболее интересные наблюдения и чувства, впечатления о том, что его особенно поразило».[591]
Критика российских порядков у Альгаротти, конечно, более сдержанная, чем у автора «Московских писем», да и у некоторых других побывавших в России иностранцев. Однако прошли годы, в России изменились условия, и на троне уже была Елизавета Петровна. Многие наблюдения потеряли свою актуальность, суждения устарели, и поэтому ряд эпизодов, в том числе и описание бракосочетания Анны Леопольдовны, посещение Академии наук и другие, Альгаротти не включил в свою книгу. За прошедшие годы он познакомился с разными историческими сочинениями, в том числе с трудами Вольтера, которого считал выдающимся историографом: «История Карла XII» (1731), «Письма, написанные из Лондона, об англичанах», вышедшие в свет на английском языке в 1733 г. и под названием «Философские письма» — на французском — в 1734 г.
Благодаря прочитанному кругозор Альгаротти стал шире, острота критических суждений уступила место более вдумчивому и объективному взгляду на предназначение России и ее роль в Европе. Переработав и обобщив материал дневниковых записей, он создал более глубокое по смыслу и значению произведение.
После петровских преобразований страна представляла собой силу, с которой вынуждены были считаться на Западе. Европейские политики с вниманием и тревогой относились к новому Русскому государству, стремясь понять его и определить его место в мире. Альгаротти уловил эту тенденцию, он помогает европейцам познакомиться с Россией, которую в Европе представляли в виде «огромного белого медведя, задние лапы которого упираются в берег Северного Ледовитого океана, хвост погружен в воду, нос протянут к югу — к Турции и Персии, а передние лапы широко раскинуты и на восток, и на запад». Прежде он дремал в безвестности, ибо политики ближайших стран старались «не спускать его с привязи». Но Карл XII раздразнил этого медведя своими победами над ним и таким образом научил его драться, а затем и «скормил ему часть своих владений». Так этот медведь «заявил о себе и стал внушать Европе опасения» (Письмо 6. С. 80). Альгаротти стремится помочь европейцам лучше узнать Россию. Не случайно итальянский исследователь П. П. Тромпео назвал «Путешествие в Россию» «самым значительным свидетельством интереса, который вызывал в то время у образованных людей грозный русский медведь».[592]
Свое путешествие к этому «медведю» Альгаротти сравнивает со скитанием героев в «Одиссее» и «Энеиде». Рассказывая о России, он часто вспоминает Гомера, Вергилия, Горация, Овидия, Катулла, Тацита, а также Данте, Боярдо, Ариосто, Ф. Берни, Буало и многих других, украшая свой текст цитатами из их произведений.
Альгаротти довольно подробно описывает морское плавание от Англии к берегам России, а также все, что его поразило на этом пути, как например то, что в кафе Ревеля нет газет, как в Лондоне, а на строительстве укреплений в порту собираются использовать турецких военнопленных и русских преступников, которые таким образом могут избегнуть виселицы. В Англии подобное наказание сочли бы «примером ужасающим», а в России, с иронией продолжает Альгаротти, — это не столь уж большое наказание, ибо русские, полагает он, еще не знают самого имени «свободы», «той небесной богини, которая, по словам их поэта, государственного мужа, делает блаженными и уютными даже пустыни и скалы любых стран, в коих благоволит поселиться» (Письмо 2. С. 27). Очевидно, что под «поэтом, государственным мужем» Альгаротти имеет в виду А. Кантемира.[593]
Балтийское море и Финский залив Альгаротти воспринимает не только как что-то совершенно новое и даже «экзотическое», но и как место соприкосновения экономических и торговых интересов разных стран. В «Путешествии в Россию» он касается главным образом экономической и социально-политической сторон жизни российского государства. Альгаротти дает довольно обстоятельное описание Кронштадта, главной морской крепости на пути к Петербургу, почерпнув кое-какие сведения о русском флоте из рассказов адмирала Томаса Гордона, старого шотландца, служившего еще при Петре I (в доме Гордона Альгаротти останавливался в Кронштадте).
592
593
В. Спаджари считает, что этим «поэтом, государственным мужем» является Джон Мильтон (1608–1674), которого Альгаротти называл «английским Гомером» и с произведениями которого был знаком: