Возможно, вы спросите, почему так подробно мы останавливаемся на интимной стороне жизни Софии Парнок. Исчерпывающий ответ дала ее биограф София Полякова: "Так как Парнок не делала тайны из этой стороны своей жизни, без знания ее непонятными окажутся многие стихи". От себя добавим: необычность ее пристрастий создавала обособленность в обществе, порождали одиночество, что тоже непонятно без знания "этой стороны" ее жизни. И важно понять, что ее трагедия и та "неприкрытость", с которой она сама говорит об этом, "не должны быть восприняты как бестактное и праздное вторжение в сферу очень личного". А теперь об "очень личном" - ее стихах.
Судьба жестоко обошлась с наследием Парнок. Свою литературную судьбу она сравнивала с судьбой поэтессы XIX века Каролины Павловой, тоже не нашедшей признания при жизни:
Но современницей прожив бесправной,
Нам Павлова прабабкой стала славной.
Особое место в духовной жизни Парнок принадлежит Тютчеву:
И в том нет высшего, нет лучшего,
Кто раз, хотя бы раз скорбя,
Не вздрогнул бы от строчки Тютчева:
"Другому как понять тебя?"
И в письмах к близким, и в стихах поэтессы часто звучит мотив непризнанности:
... в стол... в заветный ящик
Лети, мой стих животворящий,
Кем я дышу, и в ком живу!
Ибо не может встать на путь компромиссов, ибо "признание за душой моей права на существование дороже мне всякого литературного признания". Чтобы заработать на жизнь, занимается переводами. Она переводит Шарля Бодлера, Ромена Роллана, Марселя Пруста, Анри Барбюса и многих, многих других.
В годы нэпа, когда было разрешено частное предпринимательство, целая группа московских поэтов организовала свое издательство для печатания стихов. Борис Зайцев вспоминал: "Собравшийся у меня в Староконюшенном кружок поэтов удалось превратить в издательскую артель "Узел". В артель вошли Софья Парнок, Павел Антокольский, Борис Пастернак, Бенедикт Лифшиц". В этом издательстве Парнок издала два своих сборника: "Музыка" (1926) и "Вполголоса" (1928). Предчувствуя ранний уход, она пишет:
Кончается мой день земной,
Встречаю вечер без смятенья,
И прошлое передо мной
Уж не отбрасывает тени
Той длинной тени, что в своем
Беспомощном косноязычье
От всех других теней в отличье
Мы будущим своим зовем.
В одном из посвящений Бенедикт Лифшиц писал Парнок: "Рад, что наши поэтические судьбы пересеклись хотя бы в "Узле", т. к. ваши стихи, Софья Яковлевна, я давно люблю".
Послереволюционный быт Софии Яковлевны был труден: нужда, стесненное жилье. Но она не эмигрировала. Не смогла. На все вопросы, как всегда, ответила стихами:
Я гляжу на ворох желтых листьев...
Вот и вся тут золота казна!
На богатство глаз мой не завистлив,
Богатей, кто не боится зла.
Я последнюю игру играю,
Я не знаю, что во сне, что наяву.
И в шестнадцатиаршинном рае
На большом приволье я живу.
Где еще закат так безнадежен?
Где еще так упоителен закат?..
Я счастливей, брат мой зарубежный.
Я тебя счастливей, блудный брат!
Я не верю, что за той межою
Вольный воздух, райское житье:
За морем веселье, да чужое,
А у нас и горе, да свое.
София Яковлевна Парнок скончалась 26 августа 1933 года в селе Каринском под Москвой. Спустя несколько дней ее похоронили в Москве, на немецком кладбище в Лефортово. Газеты сообщили об этом уже после похорон. И немота забвения окутала ее имя.
18. "Премудрая и милая Туся"
(Наталья Крандиевская)
"Каждый вечер сестры ходили на Тверской бульвар - слушать музыку... Духовой оркестр играл вальс "На сопках Маньчжурии". Ту, ту, ту - печально пел трубный звук, улетая в вечернее небо. Даша брала Катину слабую, худую руку.
- Катюша, Катюша,- говорила она, глядя на свет заката, проступающий между ветвями,- ты помнишь:
О любовь моя незавершенная,
В сердце холодеющая нежность...
Я верю: если мы будем мужественны, мы доживем - когда можно будет любить не мучаясь... Ведь мы знаем теперь,- ничего на свете нет выше любви..."
Уверена, прозорливый читатель насторожился: "Позвольте, это же отрывок из "Хождения по мукам"! Верно. Это Алексей Николаевич Толстой, а Катя Наталья Крандиевская, и это ее стихи вспоминает Даша (Надежда Крандиевская). "Хождение по мукам" мы читали все с удовольствием, сопереживали сестрам и не подозревали, какие муки выпали в реальной жизни их прототипам. Что нам говорит имя - Наталья Крандиевская? Увы, многим ничего. Горькое признание вырвалось у нее на склоне лет:
Меня уж нет. Меня забыли
И там и тут. И там и тут.
А на Гомеровой могиле
Степные маки вновь цветут.
"Забытая поэтесса! Как горестно и несправедливо это звучит!" сокрушался Валентин Катаев. Последний сборник ее стихов вышел в 1988 году в библиотеке "Огонек" № 8 с предисловием А. Чернова, но остался незамеченным. Время наступило непоэтическое - лозунги заменили стихи.
А как счастливо все начиналось. Благополучная дворянская семья. Отец Василий Крандиевский - редактор-издатель "Бюллетеней литературы и жизни". Мать - Анастасия Кузьмичева. О ней в сентябре 1900 года Горький писал Чехову: "Видел писательницу Крандиевскую - хороша. Скромная, о себе много не думает, видимо, хорошая мать, дети славные".
"Дети славные" - это старшая Наталья и младшая Надежда, будущий скульптор. Наталья Крандиевская родилась 21 января/2 февраля 1888 года. Московская барышня, красивая, восторженная, одаренная, жадно впитывающая разговоры феминистски настроенных дам и всезнающих журналистов. Писателей и издателей, постоянных гостей дома. Потом в стихотворении "В старой Москве" напишет:
В гостиной беседа за чайною чашкой,
В углах уже тени, а в окнах - закат.
И кружатся галки над Сивцевым Вражком,
И март, и капель, и к вечерне звонят.
Максим Горький тоже вспоминает эти чаепития, особенно выделяя "премудрую и милую Тусю": "...Симпатия к ней не остывает ни на единый градус в течение 43 лет нашего с ней знакомства".
Родители не удивились поэтическим опытам девочки. А первая публикация (стихотворение "Помни, о помни, мой друг дорогой") появилась в журнале "Муравей (1901, № 40), когда Тусе исполнилось 13 лет. В 1903 году вышел первый ее сборник стихов "Стихотворения", с которым она обратилась к Ивану Бунину. Тот, по словам Крандиевской, стихи разбранил, но одобрил ее занятия поэзией, посоветовав "искать точное слово, не врать". Сам же писатель иначе вспоминает эту встречу, признаваясь, что "поражен был ее юной прелестью, ее девичьей красотой и восхищен талантливостью ее стихов". В конце 30-х годов Крандиевская посвятит Бунину стихотворение "Духов день":