То дьявол душу мне темнит крылом своим,
То вижу лик Отца, как смелый серафим.
- Любовь и смерть,- всегда единый мой ответ...
В безумный месяц март я родился на свет.
Возможно, это связано с давней, вынужденной традицией женщин-писательниц "прятаться" за "мужчину". Вспомните, например, Жорж Санд. А возможно...
Сборник "Иней" посвящен детской писательнице Наталье Ивановне Манасеиной. Они почти ровесницы. Они были вместе всегда: общая работа, общая боль и общая радость. Наталья Ивановна на шесть лет пережила Поликсену Соловьеву. В книге "Sub rosa" приводится утверждение Дианы Бургин, что именно Соловьева с Манасеиной изображены Цветаевой в "Письмах Амазонки": "Трогательное и страшное... видение, на диком крымском берегу, двух дам, уже пожилых и проживших жизнь вместе, одна - сестра большого славянского мыслителя, столь читаемого ныне во Франции. Тот же светлый лоб, те же грозовые глаза, те же пухлые и нагие губы. И вокруг них была пустота, более пустая, чем вокруг состарившейся бездетной "нормальной" пары, пустота более отчуждающая, более опустошающая..."
Таково впечатление Марины Ивановны, но и оно не дает основание считать, что над этой парой вьется дух Сафо. Нам важно другое - их отношения во многом определили стиль их жизни и стилистику поэзии Поликсены Соловьевой.
Начиная с 1906 года подруги издают детский журнал "Тропинка", а в 1912 году Соловьева выпускает сборник рассказов "Тайная правда" - сказки и пьесы для детей. В 1913 году Поликсена Сергеевна создает повесть в стихах "Перекресток", где нашли отражение настроения русской интеллигенции, проблемы женской эмансипации. Однако главным в ее творчестве остаются стихи.
Они привлекали внимание. Ин. Анненский откликнулся в журнале "Аполлон" за 1909 год статьей о "Современном лиризме". В 1908 году Соловьева была удостоена золотой Пушкинской медали.
Эта награда, считают биографы, не доставила большой радости поэтессе. В письме к Вяч. Иванову от 16 ноября 1908 года она признается: "Зная меня, Вы не можете не сомневаться в том, что я никогда не думала о Пушкинской премии и ни за что на свете не согласилась бы что-нибудь предпринять для получения ее. Конечно, ее следовало дать не мне, я это знаю, и поэтому оказанная честь меня мало радует". Основную роль в данном случае сыграл поэт великий князь К. К. Романов, рецензия которого на ее стихи, по существу, стала представлением к награде. В дальнейшем он "исправил" свою оплошность и посвятил Соловьевой большую критическую статью. Отмечая "свежесть, гибкость, отзывчивость" ее стихов, рецензент посчитал, что поэтессе не хватает "художественной самобытности".
Другие критики упрекали Соловьеву в отвлеченности ее поэзии. Сборником "Вечер" (1914) Поликсена решила поспорить с ними. Как писал Волошин, в этом сборнике ему слышится "почти мужской контральто с женскими грудными нотами".
Тебе несу дары, печальный и убогий,
И скучен гордому весь блеск даров иных.
В душе горит огонь мой строгий
И плавится мой стих.
И я всегда один: средь пыльных сел в долине,
И на лесной тропе, и на верху горы,
Один от века и доныне
Тебе несу дары.
Но, если б мог взлететь над облачною кручей,
Не выбрал бы и там Тебе даров светлей:
То золото моих созвучий
В огне любви моей.
("Дары")
Есть в сборнике "Вечер" и стихи - жанровые сценки городской жизни, зарисовки с натуры, отличающиеся, по словам Блока, "благородной простотой". Вот, например; отрывок из стихотворения "Городская весна", посвященного поэту-символисту, ее племяннику Сергею Соловьеву.
Жарко. Пыльные бульвары.
Лимонад. Влюбленных пары.
Дети, тачки и песок.
Голубей глухие стоны,
Липы, солнце, перезвоны,
Одуванчиков глазок.
Гимназистка, гимназистик.
Он кладет ей в книгу листик.
Бантик снят с ее косы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот студент. Он из "идейных",
С ним две барышни "кисейных".
По песку рисует зонт.
"Декадентов не читаю".
"Что вы! Я предпочитаю
Старым их".
"Ах, да! Бальмонт!.."
Мамка юная с солдатом,
Страстью вешнею объятым.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
С ревом мчат автомобили
Модных барынь налегке.
Душно.
Последние годы Поликсена Соловьева жила в Крыму. Болезни, страшная нужда сделали невозможным возвращение домой, и любимый Крым стал местом "заточения", с грустью констатируют биографы.
Подруги участвуют в "спасении школ". Поликсена Сергеевна преподает в литературной студии при Феодосийском наробразе, читает лекции в Народном университете в Коктебеле. Волошин помог получить академические пайки. Увы, "основной доход" - вышивание шапочек для курортников. А для себя - стихи. Поликсена Сергеевна увидела свой сборник "Последние стихи" (1923), в них тоска по срединной России.
Там теперь пахнет грибами и прелью
В злато-багряном затишье низин,
Воздух осеннего полон похмелья,
Зыбок полет паутинных седин.
Только б увидеть дрожанье осины,
Только бы заяц мелькнул через гать,
Только б прохладные гроздья рябины
Жадно в горячих ладонях зажать.
Здесь я томлюсь в душных ветрах пустыни,
Страшен мне моря пророческий глас:
Он возвещает о тяжкой године,
Грозным страданьем грядущей на нас.
Только б под тихие хвойные своды,
Только бы к бледным родным небесам,
Только б средь милой убогой природы,
Только бы там!
("Там")
Волошин вспоминал, что поэтесса очень боялась умереть в Коктебеле. Провидение услышало ее. В декабре 1923 года она приехала наконец в Москву, где ей сделали операцию. В августе 1924 года Поликсена Сергеевна скончалась.
Она покоится вместе с отцом и братьями в некрополе Новодевичьего монастыря около Смоленского собора. На нем скупо: Allegro / Поликсена Сергеевна Соловьева. 20 марта 1876 г.- 16 августа 1924 г.
Помяни мои белые ночи
В твой горячий,
В твой солнечный день,
просила она в одном из своих стихотворений.
Так помянем ее. И будем надеяться, что в жизни есть не только "проклятье и боль", но есть и счастье. Счастье познания, счастье встречи с прекрасным. Счастье - в ожидании счастья.
20. "Мы шли незримыми следами..."
(Елизавета Кузьмина-Караваева)
Есть имена, которые окружены мифами, но мифы эти не искажают образ, а напротив, дополняют его, привнося новые краски, и еще более подтверждают логику характера. Такова мать Мария. Нет ее фотографий, нет записей ее голоса. Но остались воспоминания о ней. Остались ее стихи, ее философские труды. Осталась легенда о ее кончине. Мы никогда не узнаем доподлинно, как погибла она. Да и важно ли это? Нельзя не согласиться с одним из ее современников, что "есть нечто греховное, суетное в жажде реальных подробностей". Миф сделал ее святой. Это только подтверждает, что мать Мария "шла навстречу своему мученическому концу, не отклоняясь, не отстраняясь".