Но теперь что-то изменилось. С Гарри хотелось просто разговаривать, и она даже была готова выложить ему больше, чем собиралась. Почему? Ведь не потому, что, когда порыв ветра в том самом кафе заставил ее поежиться, Гарри явно потянулся к полам своей ветровки, чтобы предложить накинуть ее на плечи девушки, но сдержал себя. Причем волевым усилием. Точно таким же, каким он заставлял себя смотреть куда угодно, лишь бы не задерживать на ней взгляда. А она чувствовала, что ему хочется смотреть только на нее. Или это обычная жалость? Ведь он показался ей чертовски одиноким. Одиночество сквозило в каждом его жесте, в том, как он был одет, запах какого парфюма доносился от него. Но больше всего одиночество выдавало то волевое усилие, которое он прикладывал, чтобы казаться самодостаточным и успешным. Нет. Не успешным. Скорее, удовлетворенным собственной жизнью. У него это плохо получалось.
Было еще кое-что. То, что он ей рассказал. Нет, Мэг не примеряла услышанное к реальности ни вчера, после того как они условились о встрече и расстались, ни сегодняшним утром. Это тоже было ее свойством – не оценивать информацию мгновенно, дать ей накопиться, улечься и потускнеть. Но одно она поняла сразу: книга, над которой она работает, обещает быть большим, чем жизнеописание таинственного Луиса Сайфера. Поверила ли она в то, что в Обелиске Луиса Сайфера присутствует нечто описанное Гарри? Мэг не думала об этом. Точно так же, как не думала о том, правда ли, что в Нью-Йорке время от времени попадаются дома-призраки или нарисованные двери, через которые можно куда-то войти. Если бы она была мореплавателем, то не задавалась бы вопросом, существуют ли корабли-призраки. Она бы их искала, попыталась бы ступить на их палубу и уже там ответить на вопрос, что это, собственно, такое.
Но сегодня был важный день. Предстояло рассказать Гарри о том, что она смогла узнать. Это, конечно, не значило, что Мэг должна выложить ему все, что стало известно. Врать при этом не придется, поскольку почти все, что удалось выведать, она до сих пор не могла осознать в полной мере.
Завтракая, Мэг посадила перед собой медвежонка. Смотрела на него и думала, что об этом Гарри говорить пока не следует. И о настоящих вещах тоже. Не время. Тем более что неизвестно, куда это приведет. И о загадке Джин и аватара в виде молодого парня, который носит имя ее умершего отца. И о том, что якобы существуют настоящие люди. И об этом…
Она разложила на столе все фотографии, которые сделала в доме Эпифани Праудфут. Дом. Сама Эпифани с крошечной белой чашкой. Девочки-близняшки в белых передниках. Луис Сайфер.
Где-то она его видела. Но где? Поиск по изображению ничего не дал. И эти странные слова сестры Эпифани: «Разве я сказала, что она умерла?» Как их следовало понимать?
Мэг посмотрела на часы. Пора ехать.
Она подобрала Гарри на углу Центрального парка. Ей это было не слишком удобно, но Мэг с самого начала решила, что предоставит выбор ему. Он сел рядом, поднял брови, оценивая салон дорогой машины, не стал делать вид, что ему все нипочем, и удивленно посмотрел на Мэг, когда она включила автопилот.
– Два часа с лишним, – объяснила девушка. – Когда я управляю машиной, я управляю машиной. Не получается толком ни говорить, ни думать. У вас с этим по-другому?
– Не знаю, – ответил Гарри. – Когда я управляю машиной, я тоже стараюсь не отвлекаться. Но не думать при этом у меня не получается. Рассказывайте. Как вы нашли этот дом? И что с ним связано?