– Как дела? – Он начал говорить сразу, как будто боялся, что услышит неприятное. – Я кое-что обнаружил.
– Что обнаружил? – В голосе Мэг прозвучало любопытство. – Я, кстати, тоже кое-что обнаружила! И вот еще… Знаешь, чем я занималась с утра? Звонила знакомцам из Логоса. Вдруг захотелось. Нет, сначала, конечно, мне позвонила директор издательства и сказала, что с ней связались из корпорации «Логос». Со мной встретится сам Луис Сайфер! Якобы последний мой материал его растрогал.
– С ума сойти! – восхитился Гарри. – Где и когда?
– Не имею понятия, – призналась Мэг. – Было сказано, что я буду поставлена в известность своевременно. А потом я сама начала звонить. Да, и всем говорила спасибо. Ну, я тебе рассказывала. Омару Си с рынка. Джин Хэнсон. Нескольким другим знакомцам. Мне почему-то захотелось всем им сказать спасибо.
– Ты не поверишь, – прошептал Гарри. – Я занимался тем же самым. А что ты обнаружила?
– Да так, мелочь, – засмеялась Мэг. – Помнишь, я показывала тебе фотографии? Там еще было фото Эпифани Праудфут, и на нем написано «Констанция». Якобы Эпифани не любила собственное имя. А теперь смотри: девушка, которая является копией Эпифани и которая сдавала чашки в один из магазинов, записалась там Констанцией.
– Да, – сдвинул брови Гарри. – Я сразу обратил на это внимание. А что еще?
– Вспомни! Что я тебе говорила? В Сайфер-Сити есть мамочка и папочка. Она – в Нижнем городе. Он – в Верхнем. Он – Маркус. С лицом Луиса Сайфера в молодости и тезка голосового помощника сестриц Праудфут. А она, с которой мне не удалось встретиться? Конни Прайд! А Конни – это Констанция!
– Ты хочешь сказать, что мамочка Сайфер-Сити сдавала реликтовые чашки в нью-йоркский магазин? – удивился Гарри. – А что тогда значит фамилия Прайд? Стадо львов?
– Да что угодно! – засмеялась Мэг. – Семью. Что-то очень хорошее. Да может, она замуж вышла! Лучше скажи, что ты нашел?
– Я тоже о фотографии, – приступил к рассказу Гарри. – Помнишь, там было фото дома, который, как я понял, теперь уже снесли? Ну, прообраз призрачного дома? Ты еще сказала, что эта фотография была связана с прошлым Праудфут.
– Да? – заинтересовалась Мэг.
– Надо поехать и посмотреть точку, откуда он мог быть снят, – объяснил Гарри.
– Собирайся, – тут же сказала Мэг. – Выезжаем через час.
Они снова на той же машине ехали в Спрингфилд. И Гарри снова сидел рядом. Но за прошедшие дни многое изменилось. И, кажется, в нужную сторону. Он не мог отвести от нее глаз, вспоминал, как она впервые подошла к нему на ступенях департамента, и шептал про себя, какой же он идиот…
Мэг смотрела на дорогу, но чувствовала его взгляд.
– Я нашла нить! Нашла, что свяжет мое повествование, даже если не удастся добраться до какой-нибудь из Праудфут или обещание Луиса Сайфера не будет исполнено!
– И в чем же она заключается? – удивился Гарри.
– В ком! – засмеялась Мэг. – В тебе! Ты нить всей книги. Не удивляйся. Представь себе, что все эти истории, многие из которых способны заставить кого угодно схватиться за сердце, но интересны все без исключения, объединены образом мнительного, но доброго долговязого и все еще молодого детектива, который надеется разгадать тайну Луиса Сайфера. Да, у этого детектива не все всегда шло легко в жизни, но он рыжий, обаятельный и добрый, у него прекрасная дочь и, что вовсе не удивительно, замечательная бывшая с отличным отчимом для его ребенка. Разве что есть пробоина в сердце: ему катастрофически не хватает близкого человека! Да, любовь к дочери помогла ему многое перенести, поддержала его, но теперь ему требуется большее.
– Всегда требуется большее, – прошептал Гарри.
– Как тебе такой сюжетный ход? – взглянула на него Мэг.
Ему показалось или у нее в глазах действительно мелькнуло «большее»?
– Ты звонила с утра родителям? – спросил Гарри.
– Ты тоже искал обо мне информацию? – рассмеялась она. – Да, звонила. Обоим. Просто чтобы поделиться хорошим настроением. А ты?
– А я еще нет, – признался он. – Папа, правда, далеко, они разошлись с мамой, когда я был еще мелким. Я всю жизнь боялся повторить его судьбу. Хотя у него все в порядке, другая семья, и он привязан к ней вроде бы. Но никогда не интересовался мною. Может, мой трепет в отношении Одри как раз и продиктован опаской оказаться таким же?