Однако изначально, то есть на древней стадии развития производства, оба значения слова «труд» практически почти совпадают. «Труд» в его первом смысле может использоваться и в значении «производства». Но не «производства вообще», а исторически определенного — рабского — производства, в котором человек — единственный источник энергии, а производительность — величина практически постоянная, жестко связанная с затратами рабочего времени. Если бы подобное производство оказалось товарным, мы бы имели полное право считать, что коль скоро кувшин обменивается на меру пшеницы, значит, в них заключено одинаковое количество рабочего времени, «простого труда».
Но из сказанного же логически вытекает и то, что классической формулой: «стоимость есть издержанный, воплощенный в продукте труд» — можно пользоваться и в других обстоятельствах, однако — при двух условиях:
а) Если не забывать уточнять, какой именно «труд» мы имеем в виду: такой ли, в котором единственным субъектом информации энергии был сам работник, или такой, в котором он вообще заменен автоматом.
б) Если помнить: не стоимость, а себестоимость (себестоимость и есть издержанный в продукте общественный труд–производство, как и подсчитывают это в своих конторах все экономисты в мире).
Если позабыть внести эти уточнения, то получится, что прибыль, приносимая, допустим, электростанцией, выкачивается из труда нескольких человек, дующихся полдня в домино. Чтобы приносить подобную прибыль Труд действительно должен быть Богом, Владыкой мира, коим и стал из‑за смещения начала детерминации.
Но повторим: «простой труд», который и впрямь мог быть измерен рабочим временем, это исторически определенное — рабское — производство. Теоретически создаваемая им стоимость не может существенно отличаться от себестоимости — издержек рабочей силы. Поэтому обмен здесь должен был совершаться по правилам, близким к «закону стоимости», но прибавочного продукта в обычных условиях такой труд создавать не мог, прибыли при «простом» производстве взяться неоткуда.
Тем не менее в двух случаях и подобное производство тоже могло быть прибыльным, то есть создавать больше продуктов, чем необходимо для воспроизводства рабочей силы: В особо благоприятных природных условиях и в том случае, если рабов добывали, завоевывали, перекладывая издержки воспроизводства на другие народы.
А это много объясняет в исторических основаниях марксовой концепции прибавочной стоимости.
Маркс очень верно называл пролетариев «наемными рабами». Не только в мануфактурном, но и в более позднем, современном Марксу капиталистическом производстве найм был не «свободной сделкой владельца денег с владельцем рабочей силы», а лишь превращенной формой внеэкономического насилия. Плата за труд зачастую не покрывала издержек простого воспроизводства рабочей силы — ее воспроизводила и поставляла деревня, а позже «мировая деревня». Увеличение прибыли было практически невозможно без увеличения численности работников, особенно «простых», неквалифицированных, удлинения рабочего дня и так далее, что тесно привязывало стоимость к трудовым затратам и создавало соответствующую иллюзию, воплотившуюся в трудовой концепции стоимости и прибыли.
Но сегодня, когда наука, пусть и с опозданием на три века, все же признана производительной силой, вряд ли разумно держаться за те пункты «учения», которые были порождены невольной аберрацией мысли, развивавшейся в конкретных исторических обстоятельствах стопятидесятилетней давности. Сам Карл Маркс, наблюдай он зрелое индустриальное производство, безусловно, рассуждал бы иначе. И это не домысел, а утверждение, в обоснованности которого читатель может убедиться воочию…
Читаем:
«Машина обладающая вместо рабочего умением и силой, сама является тем виртуозом, который имеет собственную душу в виде действующих в машине механических законов… Кража чужого рабочего времени, на котором зиждется современное богатство, представляется жалкой основой в сравнении с этой вновь развившейся основой, созданной самой крупной промышленностью… Прибавочный труд рабочих масс перестанет быть условием для развития всеобщего богатства…»
Написал эти строки, опровергающие привычные марксистские представления об эксплуатации как источнике капиталистической прибыли, не злостный антимарксист, пытающийся своротить «краеугольный камень научного социализма» — учение о прибавочной стоимости, а сам Карл Маркс. («Из рукописи К. Маркса «Критика политической экономии»". «Вопросы философии», 1967, N7, с 118–119).