Ехать нужно было на северо-восток четыре часа. Директор выдала рекламные брошюрки этого лагеря. На фотографии белело свежеоштукатуренное высокое здание. Я бы отнесла его к середине девятнадцатого века. Белый цвет ему не шёл, скорее всего, раньше оно было красного кирпича. Фотография была плохая: неудачный ракурс и слишком яркое освещение придавало лагерю вид запущенной конюшни.
Подошёл поезд, мы сели в нужный вагон. Поезд тронулся. От мерного раскачивания поезда и однотипной местности за окном меня укачивало, и вскоре я задремала. Меня разбудило аккуратное прикосновение к плечу.
- Мы приехали, - сказал Хмельницкий.
Нас ждал микроавтобус. Мы, подпрыгивая в газели по кочкам, еще сорок минут тряслись к спрятанному в лесах лагерю. Я изо всех сил боролась с дурной, отчаянной тошнотой, удерживаясь лишь представлениями испуганных зеленых лиц соседей по машине. Я булькающе смеялась, зажимала себе ладонями рот и мечтала о твердой земле. Наконец, я вывалилась на остро пахнущую траву и постанывая поползла в сторону лесной тени.
Вблизи здание лагеря выглядело совсем иначе. Я поняла, что это старое поместье, которое когда-то было заброшено, но слишком добротно построено, чтобы его сносить или не использовать. Помимо штукатурки я заметила новую шиферную крышу и крупный кирпич забора. Здание было высоким с тремя круглыми широкими башнями и несколькими высокими арками. По стенам вились веточки дикого винограда. Оно очень походило на замок, но было построено с мотивами средне-русского классицизма.
Я не успела оглядеть территорию, выхватила взглядом цветы и дурацких жестяных гномов (по ночам они наверняка выбираются из земли и бродят по детскому лагерю, выискивая лазейку, куда можно пробраться и начать есть детей) нас завели в здание. Густо пахло сиренью, хотя её нигде не было видно. Нам навстречу вышла полноватая пожилая дама с усталыми глазами за очками и в желтой футболке с принтом лагеря.
- Здрааавствуйте, - улыбнулась она и радушно заключилась всех в объятия. Кажется, сопровождающий нас водитель только благодаря удаче увернулся от её рук. – Кирилл Евгеньевич! Светлана Владимировна! Мальчики! Рады вас видеть! Меня зовут Маргарита Васильевна, я - директор лагеря «Дружные жеребята». – она сделала жест рукой и из-за её спины появилась девушка с синей прядью. Я узнала психолога Аню. Господи, как же те-сен этот мир. – Кирилл Евгеньевич, - директор качнула головой, произнося его имя с придыханием. - Вас проводят в вашу комнату, а мальчикам покажут их блок. Вы уже должно быть знакомы, - женщина грудным голосом отдавала приказания, удерживая меня у себя под мышкой. Катя улыбнулась мне и приветливо помахала рукой ребятам. – А вы, Светлана Владимировна, мне понадобитесь сейчас.
Я почувствовала, что меня ждет три недели глубокого рабства.
Женщина кому-то кивнула. Снова откуда-то сзади вынырнула девушка. Синих прядей у неё не было, но была голливудская улыбка. Меня опять затошнило.
- Маргарита Васильна, - я попыталась высвободиться из её слишком крепких объятий. – Я с радостью вам помогу, но мне нужно знать, что делать.
Женщина отпустила меня и я, наконец, глубоко вздохнула. Она тут же подхватила меня под руку и потащила в какой-то коридор.
- Наш лагерь находится на территории бывшего поместья. Мы его отреставрировали, оно в замечательном состоянии. Пока шёл ремонт, мы наткнулись на обширную систему подвалов. В подвалах книги. И бумаги. Целая туча пожелтевших бумажек! – она хихикнула. – Это, как у вас, информационных работников говорится - огромный архив. Я думаю, это может быть очень полезно для истории и чего-нибудь еще. Они очень хорошо сохранились. Поэтому мы и попросили нашу дорогую Надежду Петровну прислать нам её лучшего работника...
Я тихо хмыкнула про себя. Мы шли по узкому коридору, который уходил вниз. Он мягко изгибался в полукруге, и я поняла, что путь проходил по внешнему полому пространству башенки. В полу появились ступени. Директор остановилась и опустила руку в карман, выуживая фонарик.
- Мы пока что тут не провели электричество, - сказала она, поворачиваясь ко мне на ходу. Тоненький луч фонарика скакал по красным стенам и каменной лестнице. – Но внизу оно есть. Там удобно поставили щитки, правда, пришлось пробивать пол, чтобы их спустить туда. Но так все хорошо. – Маргарита Васильевна непрерывно улыбалась и меня это начало пугать. – Чуть позже должны прибыть еще насколько специалистов. Они, как вы, имеют красные дипломы в информационном деле…
Мы встали на площадку перед тяжелой деревянной дверью. Женщина щелкнула кнопкой – затхлая темнота охватила нас. Тяжело заскрипело ржавое железо.
- А какого-нибудь другого входа нет? – я представила, как мне ежедневно придется спускать по темноте, изо всех сил тянуть за ручку тяжеленой двери в полной тишине и одиночестве, а потом пытаться пролезть сквозь узкий проход, который мне удалось открыть. В щель пробился теплый уютный свет настольной лампы. Едва различимая в темноте директор отошла в сторону, пропуская меня внутрь.
- Пока что нет, мы работаем над этим, - ответила она.
Я вошла. Горел торшер. Темное, передо мной раскинулось подвальное помещение. Оно утопало в густой черноте – лампа освещала письменный стол и совсем небольшой участок места вокруг себя.
- На потолке установлены лампы, которые включаются… - женщина, облокотилась на стену, ощупывая её. Наконец, она нашла выключатель. – Вот здесь, - закончила она и дернула крючок вверх. Загудело электричество. Неровно загорелись лампы тусклым сероватым светом. Я задохнулась.
Стеллажи, заполненные разрозненными бумагами, свитками и книгами, тянулись далеко вглубь помещения. Если честно, я даже не смогла сразу понять, как далеко уходят ровными рядами шкафы.
- Я могу отказаться от этой работы? – спросила я, оборачиваясь к директору. Женщина стала серьезной, и я снова увидела, какие у неё грустные глаза.
- Можете, конечно, но вы нужны нам, - женщина покачала головой. – Мне вас рекомендовали. И скоро приедут еще…
Все её слащавость и псевдоглупость стали мне совершенно понятны – она не представляла, как себя вести со мной. Я усмехнулась про себя, прикидывая на сколько времени эта работа.
- Сколько здесь шкафов?
- Две тысячи восемнадцать.
Я опустила голову, задумавшись о том, что не увижу солнечного света еще несколько лет даже с опытной командой информатиков-аналитиков.
- Сколько у меня времени?
- Самое большее – год.
Наши взгляды встретились. Она серьезно смотрела на меня, ожидая, наверно, что я сейчас сбегу отсюда с криками и больше не вернусь.
- Зачем это?
- Не спрашивайте.
Я улыбнулась.
- Детский лагерь «Дружные жеребята»?
- Вам, наверно, лучше вообще не задавать вопросов по этой теме.
Я кивнула.
- Что со мной будет потом?
Женщина мягко улыбнулась.
- Не бойтесь. Вы поедете домой, в свой маленький городок, будете работать в школь-ной библиотеке и никогда больше не будете отказывать себе в булочках.
- Насколько никогда?
- Двадцать пять лет с окладом в семь раз превышающим ваш сегодняшний.
Это прозвучало почти смешно. Те, кто знает, сколько зарабатывает школьный библиотекарь, посмеялись бы вместе со мной. И что же, они думают, я больше двадцати пяти лет не проживу?
- Я полагаю, из своего городка я никогда не выеду, а вся моя личная переписка будет тщательно проверяться?
- Да.
Что ж, это не так плохо. Я даже смогу позволить себе стать толстой, чтобы потом провести пару операций липосакции. Выглядело немного глупо и сюрреалистично все происходящее. Я знала, почему выбрали именно меня. Непонятно было только кто. Да и просто это было немного бессмысленно. Тут ведь помимо работников с информацией нужны были как минимум химики, чтобы следить за сохранностью бумаг, кто знает, сколько им лет. Непонятно было, как лампы оказались над всей этой территорией и не повредили шкафам, если это такое секретное дело, кто их вешал? И, наконец, дезинфекция! Никто не ручается, что среди листов нет какой-нибудь проказы позапрошлого века. Хотя помимо этого было множество других проблем, например, освещение. Ведь с подобными лампами не работают. К тому же, я до конца не поняла, чего именно они хотят? Для составления архива мне необходимо будет ознакомиться со всеми документами и… о, боже!.. Я с тоской подумала о зеленой траве и тени леса.