- У меня будет официальный контракт?
Женщина кивнула и облегченно вздохнула. Кажется, она до конца не верила, что я соглашусь.
- Я принесу его вам после обеда завтра.
Она аккуратно щелкнула выключателем. Серый тусклый свет погас. Механически я шла за ней по каменным ступеням. Значит, у меня день отдыха, а затем я окажусь в прямом смысле под землей. Интересно, о чем подумают мальчишки и биолог, когда я просто исчезну из лагеря и буду видеться с ними только на приемах пищи. И какой по часам будет теперь мой рабочий день? Мы вышли в светлый просторный вестибюль. Над широкими расходящимися лестницами нависала громоздкая стеклянная люстра. Её бы в бальные залы, а не над детьми в мятых футболках.
43-74-213
Мы устали. Мы говорим с ними. Они расцветают из семян иных. Такие легкокрылые и беззащитные. Они очаровывают тех. Мы смеемся над их плясками и сами танцуем с ними. Но они не те, кого мы ждали. Иногда сны других проясняются, и мы видим прекрасные миры, которые мы могли бы подарить им, если бы они только понимали нас. Мы даем им сигналы, посылаем им знаки, разговариваем с ними. Они не глухи, но не слышат. Их зрение не такое, как наше, они не понимают, что мы хотим им показать.
Но мы верим, что однажды они поймут. И тогда мы станем тем, чем должны быть – единым целым. На западе другие поселения рассказывают, как иные смогли понять их, как они стали помогать им. Мы верим. Мы ждем.
4.
После обеда мне показали лагерь. Он состоял из двух частей: дом с садом и небольшая спортивная территория. Место было как следует оборудовано для детей и подростков: по всем правилам техники безопасности, особняк был поделен пополам – женская и мужская половины, на первом этаже находила небольшая библиотека и светлая столовая с высокими потолками. В глубине сада прятались кухня и ванный домик, работавший в строгие часы для мальчиков и для девочек. Сад почти сливался с лесом, который начинался сразу за кирпичной кладкой забора. Они отличались только аккуратно посыпанными песком дорожками – в лесу этого не было.
К вечеру людей стало значительно больше. Приезжали еще ребята. Своих я не видела, как и биолога, хотя, на самом деле, и не искала. У них своя программа пребывания здесь, у меня своя.
После того, что я увидела, мне сложно было на чем-нибудь еще сосредоточиться. Теперь меня могло спасти только белое винтажное платьице и долгая прогулка по холодному простору. А еще чай с имбирем, лимоном и тремя столовыми ложками сахара. Я ходила по песочным дорожкам сада, смотрела, как солнечное небо играет листьями деревьев, как даже трава поддается вздохам ветра и дышала с миром в унисон. Было удивительно тепло, но изредка откуда-то из глубины моего беспокойного нутра поднимался мороз, и я вздрагивала, словно от прикосновения льда. Хотелось плакать.
Помимо этой работы было еще кое-что, что тревожило меня. Моё прошлое. Я думала, что хорошо скрылась от него.
Всем было по девятнадцать, кроме одной. Нас было четверо. Катя, Вера, Лена и я. Лене было к тому времени двадцать пять, это было её второе высшее. Мы нашли друг друга в потоке первокурсников и потом не расставались. Почти влюбленные друг в друга и в собственный ум, мы безрассудно бросились вперед. Нас увлекла и заинтриговала наша деятельность. Мы чувствовали себя повелителя информации. Найти что-нибудь и тут же преобразовать, использовать не было для нас проблемой. Курсовые работы мы сдавали досрочно и, находясь на втором только курсе, спокойно выполняли работу старшекурсников, дальше выше. Конференции? Не проблема. Исследования? Не проблема! Статьи? Препятствий нет! Мы черпали силы друг у друга.
Что случилось потом – трудно сказать. Нас допустили в закрытые фонды РНБ. Архивы, за архивами архивы… Умение понимать, чувствовать, узнавать истину в огромных массивах сыграло с нами злую шутку. Одна из статей оказалась особенно удачной. Исследование ушло слишком глубоко. Двадцатитысячный тираж журнала пропал неизвестно куда. Обязательные экземпляры не дошли до РНБ.
Меня пригласили в одну из крупных компаний по разработке каких-то программ референтом. Лена вдруг стала библиотекарем в РНБ. Катю взяли секретарем при каком-то министре. Вера стала аналитиком при энергетическом гиганте. В один день мы оказались в совершенно разных местах. Почти фантастично для третьекурсников. Но мы спали по пять часов в сутки или вообще не спали. Нас разъединили, но мы все равно находили время работать. И когда в издательство пришла наша завершенная монография, у главного редактора открылась язва и он скончался. Нашу работу в суете или потеряли, или уничтожили. Мы умели анализировать, это было важнейшим нашим умением. Невозможно было не соединить два и два и не получить четыре. Но мы верили в свободу слова. И отправили работу в другое издательство, с которым заключали чуть раньше договора. Несколько недель ожидали ответа, потом решили напомнить о себе письмом. Нам сказали, что ничего не приходило.
А потом заболела Катя. Она приехала из Уфы и безумно не любила Петербург, как я, в противоположность, не могла жить без него. Она заболела тяжело. Кашель и насморк легкой простуды перешли в острую тяжелую форму бронхита и гайморита. Её родители спешно перевели её в Уфу на дошкольного педагога. Она уехала, а через полгода мы перестали получать от неё вести. С сильным запозданием пришла бумажная открытка, в которой говорилось, что Катя вышла замуж, и вместе с мужем они теперь живут почти в горах, где нет связи.
Не прошло и месяца после Катиного уезда, когда Лена спешно уехала домой к умирающей матери. И тоже пропала. Мы с Верой ждали от неё хоть чего-нибудь. Мы надеялись хотя бы на бумажную открытку…
Вера выбросила ноутбук с нашей работой из окна и уехала из города. В год моего выпуска из университета она позвонила мне и сказала, что у неё двое сыновей и она бы хотела увидеть меня у себя в гостях в Греции.
Я осталась одна и у меня было еще полгода обучения в институте. Я давно уже уволилась и жила на те средства, что успела заработать за полгода работы в фирме. Я больше не печаталась и еще реже появлялась на публичных собраниях, хотя меня по старой памяти еще пытались вытянуть куда-то. Однажды от старого работодателя пришла поздравительная открытка и два билета в театр, о котором я как-то обмолвилась между делом. Мой муж с удивлением посмотрел и сказал, что стоило бы их вернуть, слишком неожиданно и странно было это поздравление. Но я настояла на том, чтобы пойти. Мне захотелось принять этот вызов. Рядом с метро на нас напали…
Я закончила институт. Мне дали красный диплом. Домой я уехала одна. Два года вечерами я гуляла по городку, уходила за его пределы, убеждая себя, что ничего и не было. Не могла я… Обо мне забыли. И я забыла.