Чуть дальше на противоположной стене виднелось зеркало в человеческий рост, и я подошёл к нему. Теперешний мой облик совершенно не походил на прежний, который я имел до смерти. Этот парень был симпатичней, мускулистей, прямее, широкоплечей. Идеальное тело и хорошее лицо, которое будет нравиться людям. С этими данными, да ещё будучи сыном высокопоставленного чиновника, учёного и царедворца, я могу стать в новом мире, кем угодно! Любые пути открывались для меня. И от этого захватывало дух! Даже только что произошедшее почти стёрлось из памяти, пока я придирчиво разглядывал себя в зеркале.
Меня привели в чувство голоса, доносившиеся из соседнего коридора. Слуги там переполошились. То ли поднимали упавшего лакея, то ли переживали, не пострадал ли сын хозяина. Прихватив по пути из хрустальной вазы яблоко, я поспешил дальше. Нужно было найти библиотеку. Я буду хорошим сыном, которым алхимаг сможет гордиться. Тем, для кого Николай сделает, что угодно, — так же, как недавно отдал щенка, хотя не хотел и не понимал, зачем он мне нужен.
Когда начали собираться гости, мне, как виновнику торжества, пришлось стоять в огромном холле, освещённом кучей трепещущих ламп (огонь в них явно был волшебный), и приветствовать прибывавших. Я всем кланялся, а стоявшая рядом Елена кратко поясняла, что сын пострадал из-за опыта и временно не может говорить. Николай тоже был здесь. Он обменивался с гостями парой фраз, улыбался, хлопал некоторых мужчин по спине. Похоже, большинство было его добрыми знакомыми. Приехали и дети. Всего шестеро, из которых трое были старше меня, двое младше, и один — мой сверстник. Естественно — все полные придурки.
И тут обнаружился ещё один сюрприз: одногодка оказался тем самым Михаилом — лучшим другом, утром пострадавшим во время неудачного эксперимента. Его левый глаз скрывала чёрная «пиратская» повязка, а на покрасневшей щеке виднелся тонкий белый шрам. Вопреки моим представлениям (я был уверен, что Михаил лежит в больнице или дома в окружении врачей, борющихся за его жизнь), приятель Ярослава Мартынова чувствовал себя прекрасно, был бодр и весел, поздравлял с Посвящением и Днём рождения.
— Смотри! — шепнул он, пока его родители разговаривали с Еленой и Николаем. — Видал⁈ — указательный палец тыкал в белый шрам ниже повязки. — Мой первый! У отца таких сотни две. Когда-нибудь и у меня будет столько же. А может, и больше!
Михаил явно гордился шрамом и из-за глаза не беспокоился. Я не знал, как себя вести с ним. Помимо того, что он был всего лишь глупым человеческим детёнышем, так ещё и считал, что перед ним лучший друг, а я парня с повязкой видел впервые в жизни. И ни малейшего желания общаться не имел. Как и узнавать его.
— Правда, что ты онемел? — спросил Михаил, взглянув украдкой на родителей.
Я кивнул. Похоже, общаться всё же придётся. Эх… А всё папаша, чтоб ему пусто было! Конечно, избавиться от сына проще всего. Нет, чтобы понять и простить.
— Ерунда! — сказал Михаил. — Твоя мать легко тебя вылечит. Уж если меня подлатали за несколько часов. Смотри: ожога совсем не осталось, — он снова ткнул себя в лицо. — Только щека ещё красная. А говорят, мясо было сожжено до самой кости!
Его слова произвели на меня впечатление. Я знал, как хрупко человеческое тело. Как мало нужно, чтобы оно повредилось или погибло. Какой же силой обладала местная магия, если могла так быстро исцелять⁈ Отец говорил о способности Лекарей восстанавливать части тела. Значит, глазу Михаила тоже ничего не грозило. Не понятно только, откуда тогда у здешних обитателей шрамы. Может, их специально оставляют? Как знак доблести или что-то в этом роде. Тщеславие ведь никому не чуждо.
Я ткнул пальцем в чёрную повязку.
— Это? — приятель отмахнулся. — Через пару дней всё восстановят. Почти и не больно. Так, щиплет временами.
В этот момент его родители закончили обмен приветствиями и забрали сына, отправившись в трапезную. Похоже, они не имели ни к кому из-за ранения отпрыска претензий. Видимо, здесь все полагали, что, чем тернистей путь будущего воина, тем лучше. Ну, или изо всех сил делали вид, будто полагают.
В отличие от меня, Михаил был светловолосым и веснушчатым. Его зелёный правый глаз вращался и стрелял по сторонам так, словно вокруг постоянно взрывались фейерверки, и его обладатель боялся пропустить хоть одну вспышку. Когда Михаил ушёл, я не сомневался: опасный опыт, из-за которого они с Ярославом пострадали, был идеей блондина!
Меня, как виновника торжества, усадили между отцом и матерью. Мы располагались во главе длинного стола. Михаил со своими родителями оказался недалеко, но всё же не так близко, чтобы говорить со мной. Он лишь периодически бросал на меня многозначительные взгляды, закатывал глаз и корчил рожи. Видимо, дети были дружнее, чем их родители. Правда, я не понимал, что пытается выразить Михаил. И не особо интересовался. Наверное, между ним и Ярославом существовала особая связь, и им не требовались слова. Но я не являлся другом Михаила. По сути, я был, хоть и невольным, однако самозванцем.