— Всё же, позвольте вам напомнить, что означает этот символический рисунок, — сказал Еремей. — Алхимики древности изображали металлы в виде плодов единого ствола солнечной жизни и силы, который питает все существующие в мире формы. Считалось, что металлы растут в земле подобно травам и деревьям. Человек никак не влияет на этот процесс. Металлы развиваются сами собой под влиянием четырех основных элементов: огня, воды, воздуха и земли. Это стихии, которые содержат энергию, что влияет на вещества естественным путём. Алхимаг же, используя её, производит осознанное, целенаправленное, но, в некотором роде, насильственное действие, заставляя Вещество трансформироваться в соответствии с его целью и желанием. При этом высвобождается куда большее количество энергии, чем при естественных, природных процессах, ибо трансмутация происходит с гораздо большей скоростью. Подчас — мгновенно. Если мастерство алхимага достаточно велико. Кроме того, он должен полностью понимать, что делает, и контролировать течение реакции.
Для этого и нужна внутренняя алхимия. Она учит тому, что алхимаг и есть Древо. Средоточие силы, которая изменяет Вещество. Стержень, который берёт энергию стихий и использует для трансформации элементов.
Чтобы создать круг трансмутации, то есть, организационную энергетическую структуру, заменяющую материальный Куб Парацельса, необходимо, прежде всего, научиться видеть элементы Вещества. Без осознанности его устройства ничего не выйдет, как бы тщательно вы ни сделали чертёж. Рисунок — это вспомогательный инструмент, который нужен только ученикам в начале их пути, ведь истинный трансмутационный круг создаётся алхимагом не на какой-либо поверхности, а в его душе, в его теле, в пространстве, из которого он берёт энергию стихий. Не придавайте чертежу ключевое значение. Это лишь отвлечёт вас. Главное — научиться видеть.
Я напомню вам базовые техники медитации и покажу новые. Давайте начнём с первой. Уверен, вы легко её вспомните.
Мы провели в додзё больше часа. Техники Еремея походили на те, что показывала нам профессор Исаева, предлагая заглянуть во тьму своей души, но были сложнее и глубже. Поначалу было непросто сосредоточиться и отринуть лезущие в башку мысли. Но вскоре арматориум словно понял, что от него требуется, и дело пошло на лад.
Нет, структуру Вещества я, конечно, не увидел. Это было бы чудом. Однако духовные практики, которые показал Еремей, освоил и теперь мог тренироваться в свободное время, сколько угодно. Главное не забывать о цели всего этого — узреть то, что скрыто. Стать единым с Древом и подчинить его.
На следующий день я поджидал Михаила возле гардероба. Он приехал за десять минут до звонка. Выглядел, как обычно. Помахал мне от двери.
— Привет, Яр. Как дела? Нормально? Я, как видишь, тоже в порядке. И шрам мне оставили! — добавил он гордо. — Потом на физре покажу.
Значит, я был прав: полученные в боях отметины здесь принято сохранять. Видимо, как напоминание о доблести или том, что человеческое тело, даже если оно принадлежит алхимагу, уязвимо и смертно. Пока, во всяком случае. Наверное, эта традиция чем-то похожа на искусство кинцуги, запечатлевающее историю вещи с помощью золотой паутины, повторяющей рисунок трещин. Только шрамами на теле записывается история воина. Его становления, испытанных трудностей, поражений и побед.
— Идём? — нетерпеливо спросил Михаил. — Не хочу опаздывать.
Нервный, тревожный зануда во всей красе!
Пока поднимались на третий этаж, Левшин без умолку тараторил, рассказывая, как провёл время в больнице. Учитывая, что событий было немного, я лишь поражался его умению с лихвой компенсировать мою неразговорчивость.
Слушал его без обычного раздражения. Наверное, так хозяин постепенно привыкает к постоянному тявканью маленькой собачки.
В коридоре заметили Терновского. Блондин стоял в компании приятелей — ждал, пока откроют соседний кабинет. При виде нас отвернулся, сделав вид, что не заметил.
Михаил толкнул меня локтем.
— Каков, а! Уверен, его прямо распирает от злости! Ну, и поделом. Будет знать, как хамить!
Я очень сомневался, что одно незначительное ранение научит Терновского манерам, но это его проблемы. Я к нему воспитателем не нанимался.
Возле двери нашей аудитории собрался уже почти весь класс. Авасар рассказывал о вчерашней дуэли. Нас с Левшиным тут же обступили. Наперебой задавали вопросы. Я-то помалкивал, конечно, а вот Михаил с арабом описывали всё в красках. Заткнулись, только когда появился преподаватель. К моему облегчению. Разговор меня утомлял. А вот обращённые в мою сторону взгляды одноклассниц, не скрывавших восхищения, настораживали. Кажется, я вызвал нешуточный интерес со стороны человеческих самок.