Королева лишь фыркнула и отвернулась. Неужели он и правда не понимает, что она не просила этого королевства, думала она.
Марго страдала всю дорогу. Она вздыхала, стонала, сопела, ругалась вполголоса. Чесалась – донимали комары. Ноги налились тяжестью, колючие еловые шишки больно впивались в ступни через тонкие кожаные подошвы тапочек. Постоянно хотелось пить, но проклятый алхимик не давал сделать больше двух глотков зараз. Пи́сать хотелось не меньше.
Сейн не удержался от подначек: когда королева в очередной раз попросила сделать привал, сказал:
– Конечно! Сейчас кликну слуг, и они взобьют перину для твоего величества.
– Я всего-то прошу немного отдохнуть!
Она сжала зубы и поплелась за молчаливым алхимиком. Через какое-то время не выдержала, села прямо на поваленный липкий ствол, поросший мхом. Сейн со вздохом подошел к ней:
– Слушай. Я понимаю, что это совсем не замок, где слуги приносят завтрак в постель, готовят ванну по первому слову и массируют ноги, уставшие после лестницы. И золоченой кареты, обшитой бархатом, тоже не будет. Если ты не можешь идти, если ты соскучилась по замку, если хочешь вернуться, то ступай обратно к хижине и подожди. За тобой обязательно придут. А мне топать пора.
Он уже поворачивался, когда Марго вскочила и потянула его за рукав балахона, едва не повалив.
– Хватит! – рявкнула ему в лицо. – Понял? Ни слова больше! Да, я росла в замке, и да, слуги взбивали мою перину! А когда пришли люди короля, стены замка не спасли ни меня, ни мою семью. Потом я жила в другом замке, больше и краше предыдущего, и каждое утро моей первой мыслью было шагнуть с того балкона и упасть головой вниз. Так что нет, я не хочу. Вернуться. В замок! Только передохну́ть.
Сейн поправил балахон. Ничего не сказал, сел рядом.
Он дал Марго вдоволь напиться. Они доели сыр.
Алхимик подумал, что не он один был узником последний год. Тюрьма не перестает быть тюрьмой, даже если это королевские покои.
…Лес кончался резко, будто обрубленный исполинской косой, дальше простирались поля. В первых, еще совсем робких лучах рассвета вдалеке виднелись серые крыши деревенских домов.
Сейн облегченно вздохнул. Он не подавал виду, но последнюю часть пути спина не разгибалась от боли, словно перетянутая тяжелыми цепями. Месяцы в сырой камере не прошли бесследно.
Спать устроились в одном из свежих душистых стогов. Марго, несмотря на усталость, долго ворочалась – сено неприятно царапалось, как ни улягся. По руке что-то пробежало, пощекотав кожу, и королева прикрыла ладонью рот. Не хватало еще визжать при этом противном простолюдине. Кем он себя возомнил? Ну ничего, она обязательно припомнит зельевару и слова его, и дерзкий тон.
Как именно она собирается в следующий раз побольнее уколоть алхимика, Марго придумать не успела, провалившись в сон.
Она проснулась вся мокрая от росы. Вылезла греться на свет и посмотрела в небо, протирая глаза. Светило подбиралось к зениту. В деревне неподалеку печные трубы пускали над крышами белесый дымок.
Алхимика не было. Ни сумки его, ни мешка.
Королева дважды обошла стог.
Бросил. Все-таки он ее бросил. Сбежал, поджав хвост. Марго опустилась на короткую жесткую траву, обхватила колени руками. Светило пекло в макушку. Челюсти и кулаки сжались и разжались, к глазам подступили слезы. Куда идти, у кого теперь просить защиты?
Есть ли дело до беглой королевы простому деревенщине, который встает затемно, кормит скот, а потом до самого вечера работает в поле и возвращается домой хлебать пресные щи? Есть ли до нее дело его господину, у которого десятки деревень и тысячи таких деревенщин? Или первое, о чем они позаботятся, так это о своей мошне, и выдадут беглянку во дворец без лишних разговоров?
Есть ли дело до нее хоть кому-нибудь, для кого она так и не успела стать настоящей королевой? «Цену правителя назначают те, кем он правит», – говорил отец.
Какова ее цена сейчас?
За этими мыслями ее и застал Сейн, вернувшись из деревни. Он принес большой кругляш ржаного хлеба, крынку молока, плошку творога с медом. Разложил все под недоуменным взглядом королевы.
Она подавила мимолетное желание броситься ему на шею. Не поняла, чего ей хочется больше: обнять или задушить.
– Позавтракаем, – сказал Сейн. – Но сначала еще кое-что.
Он поднял высокий стакан из рыжей глины, помешал что-то внутри деревянной палочкой. Марго не понимала, но кивнула. В этот миг она была готова слушаться его во всем: заставит бежать по полям во всю прыть, на ходу грызя горбушку хлеба, – побежит.