Капитан ходил в Потерянное королевство по каким-то своим делам, и до недавнего времени отыскать такого моряка могло бы показаться настоящей удачей. Редкий корабль заходил на север дальше Гельдарата. Лагийца не пришлось бы даже уговаривать взять пару попутчиков, если бы…
– Не понимаю, – нахмурился Сейн. – Ты же вольный капитан, не в гильдии и не в королевском флоте. Я думал, таким разрешат…
Лагиец выудил из кармана мятую бумажку, развернул и прихлопнул на столе:
– Вот! Разрешение, вчера подписали. Уже сегодня утром оно ничего не стоило. Здешний король побежал бы и от зайца. Теперь кораблям ни войти в залив, ни выйти.
Напоследок капитан пообещал не брать с них платы, если гавань все-таки откроют. Сейн купил ему выпивку по старой морской традиции и быстро распрощался. Марго с удовольствием выскочила за ним из кабака в прохладу, ветром принесенную с воды.
Сейн предложил взять у портового лоточника жареную рыбу в булке, сказал, здесь готовят ее вкуснее, чем где бы то ни было в Верхнем Серпе, а весь секрет в по-особому замаринованном луке, но королева отказалась. Ее все еще подташнивало.
В город они поднимались под последние блики гаснущего заката. Сейн уже хотел по обыкновению отмолчаться и разобрать ворох накопившихся мыслей, но Марго заговорила сама. Похоже, ему все же придется привыкнуть, что некоторые решения им лучше принимать вместе.
«Боишься, что она вытащит из твоей черепушки больше, чем следует? – мерзко хихикнув, поинтересовался внутренний голос. – Что утратишь ту иллюзию контроля, которая у тебя еще осталась?»
Но тихий голос королевы странным образом придавал уверенности.
Выбор у них был не так уж велик. Если война – не слухи, из города лучше уйти и пробовать добраться до границы с Гельдаратом, пока не закрыли и ее. Но, если странствующему алхимику и беглой королеве удастся пересечь королевство, где порядок давно обернулся тиранией, придется объясняться еще и на следующей границе: зачем им вдруг понадобилось в Потерянное королевство, разделяющее Гельдарат и владения еретиков. Да и о самих пустошах Сейн слышал лишь мельком, и разговоры те ему не нравились.
Морской путь по-прежнему казался самым удобным.
Марго в кои-то веки удалось уговорить Сейна остановиться на ночлег в каком-нибудь приличном месте, все равно им пока было некуда тратить деньги, накопленные на корабль. Подумав, алхимик припомнил недурной трактир в конце торговой улицы. Большинство лавок уже закрылось к этому часу, но народу здесь разгуливало достаточно. Воздух переполняли ароматы теплого хлеба, копченостей и нет-нет да и пробивался тянущийся с порта рыбный душок.
Поведя носом, Марго призналась, что теперь готова поесть.
В этот момент Сейн почувствовал, как его сумку тянет вниз, а затем его оглушил чей-то вопль под самым ухом:
– А-а! Пусти, зараза! А-а, оно меня жрет!
Какой-то оборванец, припав на колени, пытался высвободить руку, застрявшую в сумке по самый локоть.
– Тише! – прикрикнул Сейн. – Тише, тебе говорю! Да не дергайся ты…
Оборванец застыл, из его носа текло по губам.
Алхимик ласково погладил сумку, что-то приговаривая на чужом шипящем языке. Марго припомнила: на таком же говорил торговец с юга, привезший печень василиска во дворец.
Парень высвободил руку и отскочил, босые пятки едва касались булыжной мостовой.
– Пойдем.
Сейн взял Марго под руку и повел прочь от любопытных взглядов. Собрать половину улицы на представление – не лучший способ закончить первый день в городе.
– Что это было?
– Я тебе говорил не лазить в мою сумку?
– Говорил…
– Теперь ты знаешь почему.
Они не успели отойти далеко, как их догнал вкрадчивый голос:
– Дядь, а ты чародел?
Оборванец и не думал отставать.
– Чародел, дядь? Ну скажи!
– Нет! – бросил Сейн, не оборачиваясь.
– Но сумка-то у тебя не из простых.
– Не из простых.
– Так чародел?
– Нет.
Сейну не нравилось, как бердонский диалект коверкает привычное слово, но еще больше ему не нравился приставучий пацан. Тот поравнялся с Марго и подал ей замызганную ладонь:
– Кунеш.
Она не ответила. На вид парень был ее возраста, носил какое-то рванье, снятое, судя по всему, с тела такого же бездомного в последние его часы, и вонял той самой смесью застарелого пота и грязи, которую уже поздно смывать обычной водой. В его глазах не осталось и тени недавнего испуга.