– И?
– Утомить мертвого – это про тебя.
– Очень смешно, как на погосте. В следующий раз найдете себе не такого зануду. Ну?
– …дочь эрла Танкреда сохранит свободу и останется вольна распоряжаться своей судьбой, не впадет в зависимость и не будет отягощена бременем долговых обязательств ни перед нами, ни перед несущими волю нашу. Мы, Первые, клянемся!
Зачарованной платиной когда-то клеймили демонов, говорил Сордус. Если что-то и способно принудить теней сдержать клятву, так это амулет Гарвануса.
– Ты же знаешь, Сейн… – Шепот расплавился мягкой патокой. – Клятвы принято скреплять рукопожатиями.
Золото диска поблескивало на ладони, сотканной словно из угольной пыли.
У алхимика язык присох к небу.
– Сними его. Сними проклятие.
– С чего бы? Это не входило в сделку.
Тварь его подловила. Он догадывался, что так и будет, но не успел придумать, как ему выкрутиться.
– На что ты готов ради девчонки, Сейн? На самом деле.
– Жуть-то какая… – глумились голоса вокруг.
– Что сейчас будет…
– Не могу смотреть!..
Сейн протянул руку и запоздало догадался, что теням по-прежнему ничего не стоит его одурачить. Достаточно назвать вторым ингредиентом артефакт, давно затерянный среди Безлюдных земель или, того хуже, покоящийся где-нибудь на морском дне. Но додумать он не успел: стоило коснуться золота, и обжигающая вспышка вышибла из головы все мысли вместе с искрами из глаз.
Он видел, как отслаиваются и падают ногти с его пальцев, как багровеет до самого локтя и расходится по невидимым швам кожа, словно шкурка пережаренной кровяной колбасы. Горло распухло от крика, который так и не вырвался наружу. Колени уткнулись в мягкую землю.
Сейн молил о забытьи, но боги отказали ему и в этом. Он чувствовал все: каждое лопнувшее сухожилие, каждую рваную вену. Плоть слезала с руки, пока не осталась одна белая кость.
Минула вечность, а за ней еще одна. Алхимик завалился лицом в грязь. Он обмочился, в сжатой челюсти треснул зуб. Смотрел, как бегут красные ниточки сосудов, как новые мышцы оплетают предплечье, покрываясь гладкой, будто вощеной кожей. Ногти отросли последними.
– Целехонькая!..
– Ты что, плакал?..
Ушла боль, но осталась память о ней. Память была еще хуже. Сейн лежал, и густая слюна у него во рту смешивалась с грязью. За последние семнадцать лет он притрагивался к золоту всего дважды: один раз по незнанию, второй по неосторожности. Перчатки не спасали. И, как и прежде, первое, что он начинал различать после, – как медленно остывает моча у него на ногах.
– Теперь доволен? – приблизилось к самому уху. – Стоила она таких мучений?
– Подумать только, алхимик. У нас получилось!
Взбудораженная Марго покачивалась с носка на пятку, жалобно скрипели перетруженные доски. На пирсе суетились мужчины, таская грузы к барже. Попутчиков поднимут на борт последними.
Сейн кивнул. Высокие перья облаков расчертили небо, рябь на воде пылала огненной чешуей под медным диском Светила.
– Ну как, много повозился?
– Ты о чем?
– Кто говорил: «Ни хачу с табой вазицца. Галава дароже»? – поддразнила королева детским голоском.
– Когда такое было?
– Еще в начале первого акта!
– М?
– Если бы Драматург писал нашу пьесу, это было бы в начале первого акта.
– Не помню такого. – Сейн слабо улыбнулся. Постоял немного, разглядывая длинные полы своего балахона, наконец решился и протянул Марго небольшую сумку. В суконном брюхе звякнуло стекло. – Вот. Я здесь собрал немного… на всякий случай. Каждое зелье я подписал.
Королева замерла, поджав губы, кровь тотчас отлила от ее лица.
– То есть… ты не плывешь со мной?
Он покачал головой:
– Нет. У меня появились кое-какие дела. Срочные.
– Бросаешь меня?
– Я сдержал обещание. На барже с тобой ничего не случится, и уже вечером ты увидишь брата.
– Бросаешь. И как, мы с тобой сейчас просто обнимемся, помашем на прощание ручкой и разойдемся? Так будет?
С каждым словом она все сильнее хлопала себя по предплечьям, будто ее кусали невидимые насекомые.
– Скажи, алхимик, что на этом все.
– Мне правда очень, очень важно сейчас уехать. – Ему было проще поднять глаза к небу, чтобы их выжгло Светило, чем посмотреть на нее. – Но я бы мог… я бы хотел… Может, когда осень переоденет лес…
– Хотел бы что?
– Хотел бы вернуться. За наградой…
– За наградой?
– За…
– За?..
Он знал пять языков и не боялся говорить с королями и бандитами, демонами и жрецами. Его губы призывали пламя и шептали заклинания темных колдунов. Но именно сейчас куда-то пропал весь голос, вытек через треснувшую в душе скорлупу.