Сордуса отбросило к высоким бутылям, доверху наполненным реагентами. Толстое стекло не разбилось, но головой профессор приложился крепко. Лежал, широко раскрывая рот, будто намеревался откусить побольше от загустевшего воздуха, и вращая глазами. Кровь обильно текла из его носа на подбородок, окрашивая усы, пачкая балахон.
Живой. Отраженное амулетом заклинание потеряло часть своей силы, это хорошо. Убивать старика Сейну не хотелось. Пусть смотрит, так даже лучше.
Он отыскал в кармане кусочек твердой смолы, пропитанной специальным отваром, закинул в рот. Жуя, обошел стол и склонился над Сордусом, всмотрелся в широкие зрачки. Жевалось плохо, заболела натруженная челюсть. Дождавшись, пока слюна хоть немного размягчит смолу, Сейн сплюнул янтарный комочек в ладонь и, подумав, приклеил профессору на темечко, прямо к волосам.
– Вы слышите меня? Всю силу от следующего вашего заклинания, каким бы оно ни было, эта дрянь впитает в себя. Но удержать не сможет. Что станет с вашей головой, проверять не советую.
Предосторожность казалась излишней: взгляд Сордуса оставался пуст. Сейн вспомнил свое недавнее состояние и поежился, представив, как тонет где-то в белом тумане разум профессора. Что делает это заклинание? Убивает сознание? Заставляет мозг вскипеть в черепной коробке, как в закрытом котле? И как сильно досталось самому Сордусу?
– Мы приведем вас в порядок чуть позже, – пообещал Сейн и приставил к носу профессора пустой пузырек.
По стеклу медленно потекла кровь. Второй ингредиент.
«Пусть болтает, – думал Сейн за работой. – Пусть короли и жрецы ведут свои войны, пусть сгорят в своем же пожаре, провались они все в пекло. Я смогу ее защитить. Пройду по выжженной земле… Сам ее выжгу, если потребуется, но смогу».
Сейн взболтал пузырек с королевской кровью. Пришлось добавить в нее реагент, чтобы довезти свежей через много лиг.
Он уже встречал зелья крови в алхимических манускриптах из библиотеки Вассада. Страшные зелья, их мерзкие описания еще долго преследовали его по ночам. Но то, что он варил уже несколько часов, было совершенно другим.
Благо в лаборатории Сордуса нашлись все нужные ингредиенты. Тени стояли у Сейна за спиной, направляли руку, шепотом диктовали каждый шаг в самое ухо. Он все порывался начать записывать формулу, чтобы изучить, разобрать позднее, но ему не давали отвлекаться.
– Теперь желуди… Удачно ты их прихватил! Мы уже собирались заставить тебя выпотрошить кого-нибудь из бесят в подвале старика…
Конечно, Сейн не забрал желуди без спроса. Хозяин дуба рассказал устами лесовичка, в чем их секрет: «Не просто плоть для духа, но еще и нить между сердцем и разумом. Вам она дается от рождения, мы можем лишь вырастить или получить. Сама человечность во всей красе…»
В туманных объяснениях алхимик отыскал что хотел. Подобным эффектом – выплетать новые узоры в эмоциях – обладали слезы и сердце суккуба, рог единорога и язык тролля. Но зачем в зелье, которое вернет ему силы, нужны нити к человеческим чувствам, без формулы перед глазами он сказать не брался.
Заветный миг приближался, слегка покрывшись налетом разочарования. Своей основой зелье напоминало приготовленное когда-то для Алиции, пусть и было куда сложнее; не накапливало, а перенаправляло. Сложнее, искуснее, требовало редких ингредиентов и вмешательства Рубедо… но и только. Сейн ждал алхимической практики, недоступной смертным, чего-то запредельного, некоей тайны, прямиком из тьмы тысячелетий.
И для большинства алхимиков оно бы так и было… Однако не для него. Досадливое понимание обожгло, как реторта обжигает неопытного подмастерья: этой формулы не нашлось в книгах, ее невозможно «нащупать» случайно, но, если бы Сейн знал, в каком направлении искать, он бы уже давно вывел ее сам.
Кровь сильного чародея и девственницы – последние ингредиенты. Пара гранатовых капель того и другого придали зелью цвет.
Алхимик стоял над флаконом и думал, что все его мечты, желания, вся страсть последней половины его жизни – все это уместилось в один глоток.
– Смелее…
– За вкус извини…
– Пей же!..
От флакона пахло железом и кровью.
Теплое коснулось языка, горячее потекло по пищеводу, раскаленное упало в желудок. Искры, целые мириады искр устремились по жилам и сосудам, колючими муравьями разбежались по телу. А потом прорвало, затопило, переполнило, и Сейн заново обрел себя… Нет, даже больше, чем себя. Будто выросли новые конечности и до предела обострились органы чувств, не имеющие названия в человеческом языке.