– Бессмыслица. – Сейн вытер рукавом солоноватые губы. – Можно было сделать все быстрее, сварить зелье…
– Какой же ты противный! Зелья, зелья… Ничего за ними не видишь. Нет, любовь должна быть истинной, без примесей. Тогда… – Она хихикнула, ловя его непонимающий взгляд. – Ладно, объясню на твоем языке. Человеческая душа сама как зелье. Добавь в нее ингредиент – печаль, ненависть, страх, – и она меняется. Конечно, это работает и наоборот, если из состава что-нибудь забрать. Само по себе дремавшее зерно любви в душе отыскать практически невозможно, но, если взрастить его, позволить пустить корни… получится вырвать целиком, и даже больше. Вырвать саму способность любить. А вместе с ней уйдут и жалость, сострадание, милосердие. Уж очень тесно они все связаны.
– Нет, нет! – Алхимик замотал головой, погрозил амулетом, не обращая внимания на летящие металлические брызги. – Это нарушение клятвы! Никакого вреда!
– О каком вреде ты говоришь? Она избавилась от лишнего, от чувств, которые ей только мешали. Ты и верно дурак, раз, пробыв с ней все это время, не разглядел ее по-настоящему. Теперь вы оба нашли истинных себя. Без обмана.
Сейн не слушал. Новообретенная сила сжалась внутри него в тугой комок, просилась наружу. Он сотрет эту башню до основания, пробьется к самой бездне, из которой явились эти твари, затопит расплавленной злобой их детские головы!..
– Не так мы договаривались, не так! Вы не должны были ее трогать!
– Мы?! – Девочка в притворном изумлении приложила ладошки к щекам. – Чтобы зелье подействовало на тебя, ей нужно было влюбиться именно в тебя, Сейн. И только ты мог ее этого лишить. Своими руками, помнишь? Ты, и только ты, снова выбрал себя!
Алхимик замер, опал столб безрассудного огня. Вернулась пустота, проклятая дыра, которая вот уже почти заросла, снова распахнула пасть.
– Верни… – шепнул он. – Верни как было. Забери у меня… Все забери.
Девочка склонила голову к плечу:
– Ты забавный, правда. Это так не работает, и жреческой побрякушки не хватит, чтобы нас заставить. Все меняется, Сейн. Мир, каким ты его знал, сгорит дотла, и твоя королева одной из первых поднесет факел. Теперь ее ничто не будет отвлекать.
– Тогда я исправлю все сам, найду способ.
– Твое время вышло, Сейн. – Она кивнула на амулет, от которого остались лишь застывшая лужица на полу и стальная цепь. Рука алхимика повисла безвольной плетью. Тень продолжила, накручивая косичку на палец: – Не думай только, что мы забудем твою маленькую шалость. Играй со своими зельями, играй с заклинаниями, выучи парочку новых. Покажешь, когда мы снова придем за тобой. И тогда, может, мы вдоволь насмеемся, прежде чем выпотрошить твою душу!..
За окном догорал закат. Или зарево грядущего?
– Наш парень влюбился, такой он простак, но ждали красавицы зря… – вполголоса напевал Сордус, разглядывая свои пальцы. – Ведь какой в этом прок, коли этот чудак полюбить смог только себя?
Сейн сел рядом, коснувшись плечом плеча. Запрокинул голову и сказал в пустоту, сказал в который раз:
– Я все исправлю.
Не успел договорить, как навалилось, придавило гнетом всей усталости, накопленной за месяцы пути, за год в темнице… за все годы пустоты, за всю его беспросветную жизнь.
Сордус хихикал под ухом, повторяя одни и те же слова песни.
– Что смешного?
Профессор бросил мурлыкать себе под нос и повернулся к Сейну. На какой-то миг его взгляд пробился сквозь туман, и он рассмеялся еще громче.
– Королева Марго… Королева проживет, даже не умея любить, Сейн. Но каково… – Он просто захлебывался смехом. – Вообразите себе!.. Каково теперь будет вам?!
Эпилог
Он не придет.
Осознание было внезапным и ярким до рези в сердечной мышце. Марго все ждала, какая часть нее первой откликнется на эту мысль, и с удивлением обнаружила: никакая. Что значил тот прощальный поцелуй на пристани, каким он был? Воспоминания о нем остыли на губах.
Непривычно. Она представляла, как вновь начнут бесноваться огненные пчелы, но пчелы замерзли, ее озябшие пальцы с легкостью перетерли их хрупкие тела в труху. Бесполезные насекомые слабой девчонки, привыкшей прятаться за гневом.
Теперь гнев королевы был другим. Тихим, как стылая вода Больших Озер.
Марго медленно шла вдоль берега, кутаясь в меховую накидку. Вода обнимала Опожье с трех сторон – как ни встань, а от ветра не спрячешься. Ветер здесь пробирал до костей.
За спиной послышалось частое дыхание брата, громко трещал оледенелый песок под его тяжелым шагом.
– Уши красные уже, пойдем в тепло, – позвал Альрик, догоняя.